На улице уже темнело. Торопливо отобедав, Кваков поднялся и прошел в коридор. Здесь, найдя нужную дверь и посмотрев в замочную скважину, он без стука вошел в номер Бахчанова.
Больной все еще спал, укрывшись с головой. Кваков потер руки, кашлянул. Никакого эффекта.
— Алексей Степаныч!
Никакого движения.
— Хе-хе… Разговаривать не хотите? Сердиты больно.
Охранник тронул спящего рукой, вдруг изменился в лице и рванул к себе одеяло. На кровати горбились связанные ремнем тюфяк и подушка. Кваков заметался по комнате, отшвырнул стоявшие возле стула сапоги Бахчанова, бросился в коридор и скатился в первый этаж:
— Негодяи, мерзавцы! Проморгали!
Швейцар клялся: жилец из пятого номера не выходил, ключа не оставлял. Коридорный недоуменно пожимал плечами.
Кажется, во как глядел!
Взбешенный Кваков разыскал Федотовну. Та на все вопросы только глупо моргала глазами, не понимая, чего от нее хотят. Тогда он выскочил на улицу. Схватил флегматичного "фараона" за грязные аксельбанты:
— Проглядел, пьяная морда!
— С утра во рту ни маковой росинки, — обиделся тот.
Дворник также крестился и божился, что никакого бородача он не видел. Ходили тут всякие мальчишки, бабы. Но никакого мужчины "вообче".
Кваков плюнул, вернулся в гостиницу и бессильно опустился у входа на табурет швейцара.
"Удрал!"
А Бахчанов тем временем, запершись в уборной проходного двора, снимал с себя женский рабочий халат и смотрелся в осколок карманного зеркала. На него глядело прежнее, безбородое, но возмужалое лицо Алеши Бахчанова. Сибирской бороды как не бывало. Теперь, когда главная опасность миновала, план удавшегося побега казался ему отчаянным. В самом деле: надо было убедить Федотовну в том, что он хочет спастись от одной женщины, угрожающей облить ему глаза серной кислотой. Надо было, уговорить Федотовну продать ему халат и платок. Бахчанов отдал ей все свои наличные деньги, что-то около девяти рублей, оставив себе один гривенник на конку. Сняв ножницами бороду и усы и повязав голову так, как это делала Федотовна, он вышел в коридор, подметая по пути пол. Подхватив стоявшее в углу пустое ведро, прошел мимо кухни во двор. Никто из официантов не обратил внимания на примелькавшийся халат и платок номерной.
На дворе Бахчанов оставил швабру и, размахивая ведром, неторопливо перешел улицу под носом у городового и дворника, которые во все глаза искали в толпе бородатого человека.
И вот теперь, сбросив женский наряд, он шел по улице в одном пиджаке, брюках и комнатных туфлях. Куда? Он и сам не знал. Шатаясь, забрел в чайную. Заказал чайник кипятку и просидел до самого закрытия в тепле и безопасности.
Когда чайная опустела, подошел к стойке:
— Хозяин, не нужен ли вам работник?
— Спился, што ли? — равнодушно спросил трактирщик.
— Есть беда, — признался Бахчанов.
Трактирщик испытующе оглядел его:
— Колоть дрова можешь?
— Отроду дровосек…
— Воду носить?
Бахчанов повел широкими плечами:
— Ну еще бы…
— Печи топить?
— Не наука… Справлюсь.
— Помои выносить?
— Да уж ладно, хозяин…
— Нет, не ладно. Кухонный мужик должон быть на все грязные работы способен.
— Понятно, ваше степенство.
У Бахчанова кружилась голова. Он еле стоял на ногах и через силу сохранял молодцеватый вид.
— Такому дохлому — харчи и угол в кухне за дровами…
— Маловато, ваше степенство. Да я согласен…
— А ежели согласен, ступай — дрыхни. Вставать — с петухами…
Бахчанов с трудом добрался до вонючего, но теплого угла в кухне и уснул здесь тяжелым, больным сном… Рано утром явился хозяин трактира.
— Поди, дрыхнет этот бродяга, — сказал он и, зайдя на кухню, не нашел здесь Бахчанова.
Тот был уже на дворе и складывал дрова. По сравнению со вчерашним дней ему было немного легче, но по-прежнему болела голова, а во всем теле он чувствовал разбитость.
— Эй, слышь, — обратился к нему трактирщик, — ты пачпорт-то свой дай. Без пачпорта никак нельзя.
Бахчанов, морщась, ощупал свои карманы:
— Меня опоили и обобрали. Паспорт тоже украден.
Трактирщик с ядовитой усмешкой почесал шею:
— Таких шишей по этапу гонят. Слыхал?
— Знаю, хозяин, и ужо принесу, — ответил Бахчанов, а сам с тревогой подумал: "Донесет же, каналья, полиции".