Так, например, нужно обсудить ту или иную проблему. Николай Константинович приглашал к себе своего заместителя, начальника отдела или подотдела, а еще обязательно двух-трех главных специалистов. «И говорите то, что думаете, а не то, что хочет услышать начальство», — настаивал Байбаков и требовал свободного обмена мнениями, дискуссий, вопросов… По общему мнению ветеранов Государственного планового комитета, главный специалист — это была особая должность. Н. К. Байбаков считал, что это наиболее эрудированная часть сотрудников, которая занята в основном аналитической работой.
В порядке вещей для него были и такие истории. Неожиданно без предупреждения покинуть свой начальственный кабинет и пойти в какой-нибудь отдел — посмотреть, как люди работают, есть ли вопросы, предложения. Об одном таком случае вспоминает в те годы начальник подотдела Госплана Виктор Ефимович Бирюков: «Однажды утром Николай Константинович вошел к нам в комнату, сел за мой рабочий стол и сказал: „Я пришел ближе познакомиться с вами и с тем, что вы подготовили к проекту плана девятой пятилетки. Товарищ Бирюков, вы готовы рассказать о ваших первых наметках проекта плана?“ Я подошел к схеме железных дорог и стал по памяти докладывать и показывать „узкие места“ и предложения к их устранению. Байбаков внимательно выслушал меня, поинтересовался мнением моих сотрудников. И мне было приятно, что все сотрудники, предельно коротко и по существу, свободно высказались. И это был не единственный случай из большой повседневной работы с председателем Госплана».
Совершенно необычным по форме и содержанию был и учрежденный в Госплане «институт главных специалистов». Как правило, раз в месяц Николай Константинович собирал большое совещание: без замов, без начальников отделов и подотделов, только он и главные специалисты. И это не была какая-то формальность — разговор шел серьезный: готовились доклады, проводились дискуссии. А еще Байбаков обязательно рассказывал, что происходит в Госплане, какие задачи поставлены, на что следует обратить первоочередное внимание. По мнению А. С. Гинзбурга, проработавшего в системе Госплана около сорока лет, такие встречи давали поразительный эффект. Большой коллектив чувствовал себя единым целым, была возможность высказаться, задать вопросы. Каждый понимал: от твоей работы, от твоих результатов зависит очень многое.
Потому и трудились в Госплане с полной отдачей, и если нужно было, задерживались до глубокой ночи. «Тогда, — рассказывает А. С. Гинзбург, — по указанию Н. К. Байбакова нам приносили чай и бутерброды, а по окончании работы — развозили на автомобилях по домам. Средняя продолжительность работы наших специалистов за это время составляла 20 лет: никакой „текучки“ кадров не было».
По-байбаковски… Среди сотрудников Госплана СССР это значило: обстоятельно, доказательно, продуманно, спокойно, «без шума и пыли».
Первый заместитель председателя Государственного планового комитета Петр Андреевич Паскарь хорошо запомнил, как однажды он в панике прибежал к шефу: «Директивами съездов партии фиксированно определялись пропорции капитальных вложений на развитие агропромышленного комплекса на уровне 33 процентов общего объема по стране. Мы плановики-аграрники зорко следили за тем, чтобы в годовых планах эти показатели выдерживались. И вот до меня дошли слухи, что в отделе ЦК КПСС с подачи министра тракторного и сельхозмашиностроения А. А. Ежевского рассматривается вопрос об изъятии с нашего комплекса 2,5 миллиарда рублей капитальных вложений для нужд машиностроения. Я, в крайне возбужденном состоянии, конечно, сразу пошел к председателю Госплана: „Николай Константинович, катастрофа! У нас отбирают средства“. Он вышел из-за рабочего стола, взял меня под руку и говорит: „Какая это катастрофа? Катастрофа — когда землетрясение, наводнение или другие природные катаклизмы. Не надо паниковать. Решим“».
Показательна и другая история. Рассказывает Валерий Михайлович Серов — в 1983 году он пришел трудиться в Госплан на должность начальника отдела подрядных работ: «Когда я проработал уже месяц, мне показалось, что все делается не так, масса недостатков, ненужных дел, бюрократия. Я сел и написал подробную докладную записку. Пришел, отдал Байбакову, он ее просмотрел, отодвинул нижний ящик стола и говорит: „Извини, у меня сейчас времени нет подробно поговорить, давай через недельку мы с тобой встретимся, я подготовлюсь и ты подготовишься, и мы с тобой посмотрим“. Я ушел от него окрыленный. А на следующее утро сам прочитал записку, стал анализировать, что я там написал, а написал много глупостей. Мне стало стыдно. И когда я через неделю пришел к Байбакову, то сказал: „Николай Константинович, вы меня извините, но я хочу забрать свою записку обратно“. Он опять открыл ящик, достал записку и сказал: „Умница, в Госплане никогда не надо торопиться. Все, что делается в Госплане, работает на 10–15—20 лет вперед. Поэтому ошибка недопустима. Прежде чем принимать решение и даже вносить какое-то предложение, нужно все тщательно продумать и проверить из разных источников“. Это были его мудрые слова. После чего я понял, насколько это необыкновенно умный человек. Он так меня щелкнул по носу, и я получил такой заряд, что никакой разгон начальника не достиг бы той цели, которой достиг он… Просто возвратил и сказал: „Умница, забери обратно…“».