Выбрать главу

— А сказка, стало быть, впереди?

— В корень зришь. Так вот, пикап сдох, я один, кругом степь на полтыщи километров. По всем раскладам пришел мне пушистый зверь. Я посидел, погоревал минут пять, а потом думаю — да какого хера то? У меня под боком потрохов больше, чем я за полгода видел. Вылез из машины, давай элиту эту борзую потрошить. Доковырялся до мешка, выгреб и сам себе не верю — три красных и горсть гороха со споранами, да еще и янтаря немало. Не особо хорошего, но я и такого вблизи не видел. Убрал я потроха в рюкзак, одну горошину в пасть, остальные на себе припрятал. Взял снайперку свою и модный автомат Алтая. Бесшумку типа твоего Вала, только помоднее, АМБ. Выгреб из пикапа всю воду и живчик и думаю — а идти то куда? Откуда пришли? Хер дойду. Куда ехали? Тоже вряд ли, караван не догоню точно, а вот на тварей, им взбаламученных, набрести как нехер делать. Стал вспоминать — вроде Алтай говорил, что если на юг топать, то между пятнами черноты можно к реке пройти, а на берегу пара небольших стабов есть населенных. Ну и пошел, куда деваться. Как раз с той стороны элитник наш прибежал, я подумал, что если он такой голодный был, то по пути слопал все, что шевелилось, есть шанс никого не встретить.

И знаешь, пока шел, убедился, что вполне можно в степи прожить, если не особо брезгливый — мышей жрал, саранчу. Траву какую–никакую. Самым херовым для меня оказаось то, что кончился живчик. Споранов навалом, а бухла нет. К счастью вспомнил, что спораны можно просто в рот закинуть и сосать, главное вовремя выплюнуть, пока хлопьев не насосался. Тут вовремя не всегда успеваешь и есть побочка — на меня эта дрянь действовала как–то угнетающе, такая тоска накатывала, что хотелось на месте застрелиться. Пожалуй, что только жадность меня и удержала — еще две красных на кармане, да и других потрохов море. Какая, нахер, пуля в лоб?

Ну и глюки какие–то ловил, не без того. Хотя это, можкт от жары и жажды, воду–то я берег. Не знаю, от чего точно. Но мне там и змеи гворящие дорогу показывали и огнення птица ночью летала, разве что конька–горбунка не было. Где–то через неделю, может больше, добрел я до черноты. Иду, а кругом степь пегая — там черное пятно, сям черное, а между ними трава какая–то жухлая.

Оказалось, что Алтай был прав — я действительно добрел до реки. Речушка там мелкая, по колено, но довольно широкая. По берегам кусты какие–то, деревья. Я обрадовался, в воду плюхнулся. Полчаса, наверное, отмокал. А потом потопал по берегу и аккурат к вечеру вышел к домику на берегу. Знаешь, сложен он был из камней, на глине. Вокруг сад, виноград растет, персики. Пчелы жужжат. И видно, что дом обжитый, не заброшенный.

Я думаю — ну, жизнь налаживается и туда. Хозяева, ору, есть кто дома? В ответ — тишина. Тут я вспоминяю где я, понимаю, что хозяева могут меня и как пустыши встретить, а могут и как бегуны–джамперы, тут как повезет. Автомат только успел в руки взять, как чувствую, за спиной кто–то есть. Оборачиваюсь… А там близняшки того этитника, который Алтая сожрал. Только чуточку покрупнее. Стоят в десятке шагов от меня и смортрят. Буркала черные, сами такого цвета, как трава в степи. И не двигаются.

Я понимаю, что мой АМБ им — совершенно похер. Одного понять не могу — почему я еще жив. И тут у меня за спиной кто–то говорит — не шевелись мол. Они не тронут, пока я не скажу. Я и не шевелюсь. Не потому, что послушался. А потому что со страху тупо не могу. Слышу, как кто–то подходит, по шагам — человек, даже не кваз, мне от этого еще жутче стало, а сделать вообще ничего не могу. И вот… Она выходит у меня из–за спины, останавливается передо мной, элитникам чуть рукой махнула и они исчезли. Именно исчезли — не невидимыми стали, а телепортнулись куда–то. Смотрю — с виду передо мной девка лет двадцати. Азиаточка, не то казашка, не то киргизка.

— Не бойся — говорит. — только оружие положи, не зли их.

С меня словно оцепенение сняли. Я автомат и винтовку кладу, назад отшагиваю. А она мне — идем, мол. И в дом ведет. Наливает чай, плов подает, фрукты. Как будто я к ней в гости в нормальном мире пришел, а она меня только и ждала. Гостя дорогого. Я с голодухи на плов и фрукты налег, потом смотрю на нее и понимаю — глаа у нее как у элитника, ни белка, ни зрачка. Словно камни черные. Выглядит охереть как страшно. Тут–то меня снова и скрючило от страха. Что ж ты за тварь — думаю, не имунная ведь.

А она словно мысли мои чует — улыбается, одними губами.

— Не бойся, я тебя не убью. Я послала младшего, чтобы он привел сюда человека. Но ты пришел сам. Младший мертв?