– Ты что, их юридически собралась удочерять? – удивился Лестат.
– Это вряд ли. Такая каша получится при живых то родителях. А вот тебя бы я умуженила, – хихикнула ведьма и провела пальчиком по его животу. Прямо по всем рельефным кубикам пресса. Рубашку ему велено было распахнуть аж до пупа. Аленка утверждала, что так будет обалдеть, как круто, в сочетании с каким-то средневековым камзолом и бриджами. Лестат уже действительно, обалдел отмахиваться от всяких гномиков, феечек и прочих озабоченных, так и норовивших пощупать, и повиснуть на шее. А ей бы только хиханьки, тоскливо вздохнул про себя вампир.
– А давай поженимся, – заявил он неожиданного для самого себя. – Только можно, я уже застегнусь по горло, достали, – добавил он жалобно. В глазах его плясали черти. Аленка совершенно отчетливо их увидела, пристально вглядываясь в лицо этого невозможно красивого мужика. Гул развеселой толпы отдалился. Но,вместо того, чтобы устроить эпический момент истины, оживилась внутренняя шобла. Запуганная бывшая жена пыталась призвать к порядку всех, подумать, взвесить и отказаться нахрен. Все остальные, включая интеллигентку, трясли помпонами, взмахивали ногами выше головы и скандировали: Лестат лучше всех, посылай лесом всех. Немного окрепшая яжемать подпрыгивала, тыкала пальцем в глаза и кричала, что там у него команда чертей тоже танцует стройными рядами.
– А я согласна! – Аленка облизнулась, – застегивайся, нечего тут всяким пялиться. Мои таракашки согласны тоже, – она постучала себя пальцем по лбу. – А твои?
– Ты знаешь, кажется, да. – он криво усмехнулся, – сидят так дружно и молчат, после того, как наплясались.
– Мамалён, вы чего тут потерялись? Пошли на улицу, фоткаться с народом, – Катерина схватила за руку ведьму.
– Мы тут интересные вопросы обсуждали, девочки. Сказать? – она вопросительно глянула на вампира. Тот кивнул.
– Карочь, девчонки, мы скоро поженимся, – важно задрав подбородок, произнесла мамаша и обняла за талию Лестата.
Ленка с Катькой переглянулись, хлопнули друг друга по ладоням с воплем «Йес!».
– Поздравляю, – Лена радостно улыбнулась, – А можно тебя Папалест называть? – спросила она жениха, склонив голову набок и невинно хлопая глазками. Катька интенсивно закивала.
– Гм, – в затруднении откашлялся вампир и махнул рукой, – Можно.
Аленка звонко расхохоталась. И они поскакали фоткаться со всеми желающими. Правда, перед этим Лестат затребовал себе тот грим, чтобы также выбелить лицо, нарисовать брови домиком и черные губы, дабы окончательно слиться с семейкой Адамс. И застегнулся.
Не только они были звездами костюмированной вечеринки. С некоторым опозданием во всей своей цыганистой красе, гремя монистами, явилась Руфимовна. С большой летучей мышью на плече.
– Настасья, ты прекрасна! – завопила Катерина на весь театр, – а кто это с тобой? – она хитро подмигнула.
– А это мой питомец, – проворковала цыганка и погладила мышь по спинке. – Какая я колдунья страшная без такого красотуна!
Мышь недовольно зашипел, расправил крылья и затоптался у ведьмы на плече. Восторженные зрители галдели и хватались за гаджеты, выдирая их, кто из бинтов, кто их-под рваных простыней.
– Тихо ты, Васечкин, тяжелый какой-то, хорош когтить меня, – бухтела еле слышно Руфимовна , стараясь увернуться от фотографов. – Немного пройдемся, народ повеселим, и можешь сваливать.
Михалыч клекотал. Вообще-то ему было весело, только свет слишком яркий, и шумно. Может взлететь и какнуть тому лысому на макушку, лениво думал он, вроде похож на знатного мошенника из последней ориентировки. Но решил забить немного на работу. Праздник же! Пусть и такой еще непривычный. Он увидел, как профессионал фотокамеры, обвешанный сумками и аппаратурой, вцепился в семейство Адамс. Рассадил их в антикварных креслах, устроил целое представление и договаривался потом о чем-то с Аленкой.
– Михалыч, у меня плечо все онемело тебя таскать. Кабан ты, а не мышь. – Руфимовна говорила уже в полный голос. Такой галдеж стоял, что можно было и не скрываться. Толпы народу втекали и вытекали из театра, пели странные песни, хохотали, подбивали идти, как в сочельник, по домам, требовать подарки со всех, а то покусают.
– Может, ты обратишься, а? Тяпнем по рюмашке, посидим, как простые люди. – предложила Настасья. Михалыч был всеми лапками за. Но он опять забыл, что в человеческой ипостаси собирался пребывать только дома. Хорошо, что они забились в тихий уголок.
– Извини, фиаско, – Васечкин смущенно теребил растянутую майку-алкоголичку.