– Не откажусь, – выдавил Васечкин. – Меня зовут Михаил Михайлович Ва..
– Я знаю, – мягко улыбнулся Борис Рудольфович, – вы лучше выпейте немножко. Я расскажу. Вы мне поверите, ведь вы, молодой человек, тоже не совсем обычны.
Васечкин скоростными темпами выхлебал подряд две чашечки вкуснейшего кофе с коньяком, налил себе третью. Молодым человеком его последний раз называли лет этак двадцать пять назад. Было лестно. Или это дорогой коньяк кишки согрел? Во всяком случае, внутри, как будто что оттаяло, и он был готов внимать любому бреду.
– Все началось с того, что я нашел в инете любопытные статьи про японцев. Вы же знаете, что у них продолжительность жизни изрядно больше, чем у нас. Так вот, на старых людей, которых уже огромное количество, работать стали целые индустрии. Мода, одежда, питание, медицина, все для саморазвития и отдыха. Целая армия психологов разрабатывает игры, тренинги, занятия. Все, для того, чтоб жить с комфортом, и, чем бы старичье не тешилось, лишь бы не вешалось, так сказать. Пока деньги не потратят, – господин Хаанен весело хмыкнул. – Тренировка памяти – одна из важнейших тем в преклонном возрасте. Понравился мне один совет – вести дневник позавчерашнего дня. Я попробовал. Оказывается, это действительно сложно, среди одинаковых дней вспомнить, что было два дня назад. Попытайтесь, – он вопросительно посмотрел на Васечкина.
Михалыч нахмурил лоб и начал обратный отсчет: «Так, сегодня с компом трахался, вчера, вчера, ага квартира драная, вонь многодневной пьянки, кровища на стенах, отчет, протокол, ага, позавчера, сидел, сидел какой-то козел, нудел про кражу, отчет, протокол. Странно, почему дома нет, я что не ночевал, не спал, не ел?»
– Да. Сложно, мое почтение, вам, Борис Рудольфович. У вас голова покрепче будет, – выдавил, наконец, Васечкин.
– Это хороший тренинг, Миша. Ничего, что я так запросто? – увидев кивок, он продолжал, – Я стал вести дневник и многое изменилось. Мне показалось, что это нечто магическое. И я решил провести один эксперимент. Я стал вести дневник завтрашнего дня. – Он бросил острый взгляд на замершего Михаила. – И вот тут изменилось почти все. Я просто придумывал свои действия, ничего сложного, обычные, каждодневные дела. Странное случилось с другими. Или со мной. Я перестал встречаться с теми, кто мне неприятен. Не просто избегать, нет. Думаю, потому, что я не включал таких персонажей в свой дневник. Вот было необходимо увидеться со старшим внуком, – Хаанен скривился. – Мелочный хорек. И я не смог ни дозвониться, ни застать его дома. Меня там тоже ищут. Тут приходил ваш мальчик, Сережа. Вот от него я и узнал.
– Сережа? – тупо переспросил Михалыч.
– Иванычев, кажется.
– А, опер! Так, погодите, я пришел, Сережа, тфу, не знал даже. Простите, мне привычней по фамилии. Остальные не смогли. – Михалыч с силой потер лицо, потом вспомнил про совет какого-то умника и растер уши. В мозгах вроде посветлело.
– Вы намекаете, что живете в завтрашнем дне? И я вами за компанию? А я-то с каких хе.., простите, с какого боку?
– А вы уверены, что не пишете в уме свою жизнь наперед, назавтра? Вот вспомните сейчас, как начинается ваш вечер, ваши мысли, планы, ну! Вы ведь не просто человек. Теперь я отличаю.
– Я оборотень, – вдруг бухнул Михалыч совершеннейшую правду. И вдруг в его башке как будто вспыхнул прожектор. Компьютер, мать его шоб поимел Ипатий Коловрат! И эти гребаные отчеты, меняющие даты и события. Так это он того, а не шайтан-машинка!
– А делать то чего? – спросил он обреченно.
– Мне – ничего, – довольно улыбнулся Борис Рудольфович. – Особенно, если вы поможете притушить панику у моих драгоценных родственников. Я буду продолжать писать свою книгу завтра. А вам нужна другая. Нельзя жить только работой, в конце концов. Вы хоть помните, что у вас есть семья? Вот, держите, – Он протянул совершенно дезориентированному следаку солидный, в кожаной обложке дневник для записей. – Пишите утром. День первый! – голос Хаанена громыхнул.
Очнулся Васечкин в зеленом переулке. Так. Вроде его дом. В голове постукивал шаманский бубен. Сейчас он ляжет спать, а утром…
Транс
Красивая бронзовая табличка "Оккультные услуги" была наискось перечеркнута хулиганской надписью "сама ты вобла", выполненной ярко-алой помадой. Аленка с Руфимовной переглянулись, фыркнули и, не выдержав, захохотали. Настасья вытащила из сумочки влажные салфетки и принялась за неблагодарное дело.
– Вот, какашка, – продолжала веселиться Аленка, отпирая офисную дверь, – Руфимовна, да плюнь ты на нее, потом ототрем как следует. У нас выходной! – проорала она из недр кабинета.