Настя плюнула. С дополнением процесс пошел веселее, может у нее тоже какая-нибудь неучтенная чакра открылась и слюна стала обладать чистящими свойствами? Они только что бродили по парку, дышали воздухом и делились впечатлениями. Виделись они крайне редко. Кабинет-то был один! А клиенты были у каждой свои. Экономия же... Подруга рассказывала про эпический прием ,той чопорной дамочки, во время которого она узрела странное и поверила, наконец-то в реальность нереального. Глаза ее сверкали восторгом неофита. Азартно размахивая руками, она строила и тут же рушила дикие предположения. Что можно сделать такого невероятного, обладая сверхестественными способностями? Настасья Руфимовна пыталась обуздать этот вихрь энтузиазма, справедливо указывая на то, что надо еще разобраться, что там за способности и с чем их едят. Но Остапа понесло. Алена Андреевна в таком состоянии была готова прикопать пластмассовым совочком всех несогласных и попрыгать сверху на могильном холмике.
Темпераментом эта «северорусская мышь», как она сама себя называла, могла потягаться со взрывными итальянками. Флегматичная Настасья, внешне как раз похожая на всех знойных южных женщин разом, обычно была тормозом в их тандеме. Тупила она иногда знатно, по мнению Аленки. Но и сдергивала ту с небес на землю периодически-регулярно. Руфимовна плыла по жизни, как танкер, спокойно, величаво и неотвратимо. Подруженька-напарница была скора на язык, но давно уже знала, что Настасью доводить чревато. Как говорится, спокойные люди могут терпеть долго, но сжигают потом порты, а не корабли. Настасья флегматично принимала эксперименты с имиджем, обожаемые Аленкой. Та могла нарисовать на своем бесцветном личике хоть королеву эльфов, хоть вокзальную шлюху, хоть суровую бизнес-леди. Бурчала недовольно на Настину чернявую красоту и мощные телеса, но настоящую таборную цыганку слепила из нее на раз-два-три. Оборчато-цветастый и гремящий монистами Эверест увенчала алая косынка на смоляных кудрях и погасшая трубка в зубах. Клиентки млели, безропотно отваливали бабки за красочно раскинутые карты и туманные толкования видений в хрустальном шаре.
Сначала Руфимовне было дико стыдно заниматься таким откровенным шарлатанством. Хоссподи, как низко они пали! Но в школе было еще хуже. Она не любила вспоминать, как рушились ее наивные мечты стать факелом во тьме невежества. Ну-ну. Во всяком случае, лет за десять, побившись во все запертые двери, они обе сдулись окончательно. Если бы не этот зайчик Энерджайзер, ее подруга, она так бы и таскалась с ненавистью в это казенное учереждение.
Шли годы, пальцы все увереннее тасовали карты, голос наливался медовой сладостью, рассказывая о грядущих переменах. Ей стало даже иногда казаться, что она реально видит тени в абсолютно прозрачном шаре. Но как человек привычки, отмахивалась от не влезающего в точно отмеренную рамку своей реальности.
Она по-прежнему считала себя материалисткой, хотя бывали моменты в этой ее странной работе, которые не поддавались никакому разумному объяснению. Но, в отличие от Аленки, она не спешила делиться своими сомнениями даже с коллегой. Мало данных.
А еще она всю жизнь легко впадала в транс. Ну, это может сильно сказано. Но еще в детстве, бывало, пугала подружаек остекленевшим взглядом и отсутствием реакции на всяческие раздражители. Сама Настасья искренне считала, что просто иногда так задумывается, что забывает обо всем. В студенческую пору она отмахивалась, и со смехом сообщала, что путешествует по своему глубокому внутреннему миру. В те годы вошли в моду всяческие экзистенциальные практики, и все они любили блеснуть своей эрудицией и интеллектом.
Тогда она впервые попробовала медитировать, глядя на мерцающий огонек свечи. И перепугалась до полусмерти, когда ощутила-увидела-почувствовала, как нечто (душа?) отделяется от тела, взлетает и начинает рваться связь. Это было похоже на растягивание расплавленного сыра в пицце. Ниточки все тоньше, часть лопается с тихим звуком, их все меньше, скоро все… Она на адреналине рывком вернула в себя это нечто. А потом лежала и тряслась в ознобе, осознав, что полезла в воду, не зная броду. Вот улетела бы, а дальше что? Назад-то как вернуться?
Но и этот пугающий опыт Настя затолкала в дальний уголок пыльного комода, в который она обычно складывала такие вот невнятные вещи. Воображение, откалиброванное кубометрами прочитанных книг, рисовало эти образы быстро и ярко. Темного дерева, с потрескавшимся лаком и тусклыми, изогнутыми ручками, этот комод с годами стал угрожающе раздуваться. Ящики уже с усилием задвигались, защемляя иногда какое-то тряпье.