Присел я к ним, смотрю, ребята уже маленько муханули, но не чрезмерно. Андрей рассказывает, как с нашими переводчиком работал от Крезо на строительстве Асуанской электростанции. Мы с Николой про эти дела больше по газетам. Помните — Садд-аль-Аали, великая стройка освобожденного Египта. Одно время по романтичности наравне с Кубой ходило. Потом как-то… Сначала пошли анекдоты про Никиту Хрущева и Героя Советского Союза Гамаль Абдель на всех Насера. Потом два раза арабы с нашей бескорыстной помощью пытались сионистов к знаменателю привести, и оба раза достижения оказались не так по борьбе, как по бегу на дальние дистанции. Потом Садат вообще в этом деле разочаровался и уволил помогальщиков без предупреждения. Короче, от всей этой нильской эпопеи как-то зацепился только бальзам “Абу-Симбел”, который народ сердечно любил за его благотворное влияние на женский нрав, прощая за это довольно противный вкус.
Ну, а Андрэ Николаев там как раз работал и сейчас излагает про Асуан в несколько непривычном для нас разрезе.
— Вот вы про плотину знаете, конечно. Очень высокая плотина, самый в мире большой объем земляных работ, гигантское водохранилище. Вода под напором поступает на турбины энергостанции. Я там на строительстве работал и потом два раза приезжал со специалистами из “Крезо”.
— Ну и что, Андрей? Так же везде.
— Да. Но электроэнергия этой станции идет в главном на соседний завод химических удобрений. Там делают нитраты и другие химикаты. (Пауза) А раньше эти компоненты нильская вода во время разлива несла. Еще со времен фараонов. А сейчас эти частички перед плотиной на дно оседают.
— Да-а, Сергей, это точно, как ты говоришь. (Это Зозуля влез). Знаешь, Андрей, Сережа в таких случаях говорит: Торжество науки над здравым смыслом. Так — за это надо выпить!
Вот за что я Зозулю люблю — это за то, что вечно от него неожиданностей ждешь. То он орлана подранил, в общагу приволок и потом ему две недели приемного хозяина разыскивал. То он вступление в партию обмывал и в ментовке оказался, пришлось его оттуда тишком выцарапывать, чтоб до горкома не дошло. То еще что. Теперь вот решил на людях с иностранцем полиберальничать, продемонстрировать верхнестоящим инстанциям, что не зря ему должность дали. Заодно и меня подразвлечь, чтоб не скучно жилось. Положим, что мне, что ему особо Конторы Глубокого Бурения опасаться не приходится. Если таких, как мы, со свету сживать, так им что — самим, что ль работать вместо нас? Но…
С другой стороны, давно ли Эдуард Борисович, общий наш знакомец, полетел из главных инженеров краснодарского института именно, что за язык? И как раз по французской причине. Дело было так, что в Париже на деловом завтраке с людьми из Крезо тоже Луар на похвальбу фирмача, какие показатели будут у ихнего будущего компрессора на пятьдесят пять атмосфер, он возьми, да и ляпни: “Ну, если у вас это взаправду получится, я готов Вас лично в попочку целовать. Только не получится!” Ну, можно ли предположить, чтобы никто из членов делегации не стукнул? Нельзя. За поступки, бросающие тень на достоинство советского человека, лишили нашего оратора права на участие в переговорах с иностранцами. То есть, видимо, всерьез обсуждалось в инстанциях возможное целование капиталистической попочки членом КПСС таким-то. По его должности это — фактически запрет на профессию. Сняли, конечно. А французы сколько-то поудивлялись — куда это остроумный мсьё Эдуар девался, да на самом деле им до фени — лишь бы газ за компрессора и трубы шел. Чего от буйных-то ожидать?
— Положим, — говорю, — это не мои слова цитированы, насчет торжества, а академика Крылова. Вы, Андре, гидравлик — стало быть, имя должны знать. Да уж и ты, Николай Евгеньич! Ну, и потом, дело, наверное, не только в гидроэнергии, это же не Боулдер-Дэм и не Братск. Я от этих дел далек, но вот в Саратове, случайно знаю, плотина играет очень большую роль в орошении Заволжья. — Да, — отвечает, — конечно. От водохранилища оросительные каналы отходят, а вокруг них с самолета хорошо видна белая полоса шириной много километров. Это кальцийсульфат, гипс, соли из грунта от полива проступают. Я когда последний раз в Асуан прилетал — эта полоса еще в два раза шире стала. Вот почему-то раньше, еще с фараонских времен такого не было.