У японцев челюсти поотвисали. Смотрят, и поверить себе не могут. Они в нашем же доме жили в гостинице для иностранных специалистов. Так там один из ихних инженеров все радовался, когда у дежурной русский деревянный калькулятор типа счеты видел. Обязательно пару костяшек перекинет. И счастлив — до самозабвения. Но отбор пробы в такой неожиданный прибор, видать, превзошла все, что они могли измыслить.
Потом, когда они мой теплый после всех дел проботборник потрогали, поизумлялись казанскому хитроумию, что без вентилей герметичность обеспечивает, и посмотрели хроматограмму с вполне разумными результатами — спесь-то маленько посбилась. Согласовали мы с ними новую методику отбора проб — наверное, там и посейчас так работают. И вообще, видно, что лица дальневосточной национальности на нашу команду несколько по-другому стали смотреть. Только Людмила из лаборатории как посмотрит — так заливается: " Видели бы вы, — говорит, — как вы трое вышагивали с тем валенком. Пузырь, соломинка и лапоть!"
Вот ведь язва!
Вспомнил, значит, я эту леденящую душу историю. Вспомнил, записал, и даже в Сети поместил, как указано выше, в альманахе "Лебедь". Несколько человек, как можно понять, прочли. Во всяком случае, одна милая девушка из Омска, то есть, из Торонто, Онтарио, конечно, это родом она из Сибири, откликнулась неожиданным вопросом: если уж я нефтяник — то не знаю ли я, случаем, кто такой Малунцев. Малунцева я как раз знал. Это приятель моего отца, который, по нашей семейной легенде, отучил маленького Сереженьку от ковыряния в носу, напугав его перспективой сломанного при ковырянии пальчика и словами: "Вот — удовольствие на минуту, а травма будет на всю жизнь".
Нестандартный человек! Кроме этого педагогического подвига он еще известен тем, что был директором Омского нефтехимкомбината при его строительстве и в первые годы работы. Нефтяники вообще отсутствием памяти, как правило, не страдают и первопроходцев помнят. Но культ Александра Моисеевича Малунцева в Омске выше обычного, видимо, уж очень хороший был мужик. Кстати, Валера из этого рассказа молодым специалистом как раз жил в Омске на улице его имени.
Еще одна реакция была, скорее, профессиональной. Один парень по поводу моих фразочек о шикарных лакированных японских пробоотборниках излился о печальном состоянии в нынешние рыночные времена ихнего Института Аналитического Приборостроения, да, кстати, указал адрес и другие реквизиты. Вряд ли, конечно, читатели "Лебедя", проживающие по большей части за границами РФ и зарабатывающие на жизнь программированием, так сразу после этого стали посылать в указанный Институт заказы на хроматографы и масс-спектрометры, но если это произошло… Тогда будем считать что разом окупилось все мое "литературное творчество" и в нонешний период не только наука, как нам толковал А.Н.Косыгин, "стала непосредственной производительной силой", но уже и художественная самодеятельность тоже.
Ну и хорошо. Но еще одно замечание я получил от собственного сына. Для него герои этой истории вполне знакомые люди. С Викторовым сыном он учился семь лет в одном классе, и, вообще, дядю Витю и дядю Валеру знал, как друзей дома, четверть века. И вот, прочитавши, спрашивает меня: "Ну, и какая из этого следует мораль?"
А действительно? Ля-ля-то тополя, но Иван Андреич Крылов нас крепко приучил к тому, что из любой истории должна следовать какая-нибудь мораль. А Черная королева считала, что даже и две. А тут… Ну, никак не получается. Понятно, что мы все ребята вокруг себя великие, специалисты не чета тупым джапам, американам и французам (у меня еще и про французов из "Текнипа" есть такие истории — пальчики оближешь!). Одно непонятно — почему тогда все эти истории именно на Самотлоре происходят, а не в Нагое или Орлеане? Не на объектах советской комплектной поставки к империалистам в обмен на ихнюю нефть. То есть — если мы такие умные — почему мы…? Ну, сами знаете эту формулировку.
Молчит Русь, не дает ответа, как сказал бы один известный нежинский хохол. Получается, что как мораль к этой истории о столкновении японской техники и русской смекалки только и можно вспомнить — "Умом Россию не понять…"
Давние дела
(как Самотлорское месторождение чуть было не оказалось за колючей проволокой)
Все, что совершается в этом суровом краю…
С квартирой меня, конечно, надули. То есть, даже и обижаться как бы не за что. Обещаны "комната в ведомственном общежитии" сразу и квартира в течение полугода. А по факту ни того, ни другого. Но он честно глядит мне в глаза и говорит: "Ваша будет первая". И я верю. И, как выяснилось по прошествии, верю не совсем зря. Ну, почти первая. Но через полтора года. У нас же филиал краснодарского НИПИ, а не завод и не нефтедобывающее управление. Сами не строим. А новый гендиректор объединения, при котором мы и существуем, от кого и кормимся, и весь соцкульбыт, вдруг нашу контору резко не заполюбил. И вообще, и персонально нас с шефом. Через много лет, когда я при нем же оказался на амплуа "ученого инородца при губернаторе", личного советника по целой куче вопросов, так окончательно убедился, что дело никак не в пятом пункте, тем более, он и сам из нацменов. Деревенский мордвин из Кировской области. Это уж, скорей, нелюбовь крестьянина к "интелям", особенно, кто еще и выеживается. А мы с Сергеем Анатольевичем оба в этом смысле не подарки.