Успел несколько раз в дальние командировки съездить: в Тюмень пару раз, в Краснодар, ну, это, естественно, через Москву. Объяснил жене ситуацию и официально пообещал, что если до лета с квартирой не решится — то сколько можно? Тогда обязательно и больше с таким идеями, насчет фронтира, уже возникать не буду. А в основном езжу по месторождениям. Больше всего, естественно, приходится работать на Самотлоре. Работа оказалась достаточно интересной и, как выяснилось, жутко скандальной. Мерил я, сколько горит газу на факелах, а выход оказался на липу в госстатистике и на качество разработки пластов, так что невдолге оказалось неожиданно много людей и контор, сильно недовольных моими работами. Включая собственное начальство в чудном городе Краснодаре. Ну, об этом когда-нибудь после.
В данном случае важно то, что понаездился я тогда вдоволь: и по бетонке, тогда еще без асфальтового покрытия, так что машина подпрыгивает с плиты на плиту, как по лестнице, и по зимнику, и по лежневке, то есть, по уложенным в полотно дороги стволам, сверху присыпанным грунтом. В радиусе километров сто ни одной площадки подготовки не было, где бы я не побывал, с проботборниками и трубкой Пито-Прандтля, которой и мерил поток газа в факельных трубах. И, соответственно, не было дороги, по которой мы не проехали бы с водилой Витьком и верной его машиной, ГАЗ-полстаодин по прозвищу, почему-то, "Эшка". Или на вертолете на Варьеган, Холмогоры и еще дальше на Север, до самой позабытой "пятьсот первой" сталинской дороги. "А по бокам-то всё косточки русские. Сколько их, Ванечка, знаешь ли ты?" Есть такое понятие у старых нефтяников и строителей — "пройти объект ногами". В смысле, что не московским визитером понадувать щеки на фоне стройки и вернуться по-быстрому в столицу в качестве человека, хорошо знакомого с Сибирью. Ну вот, где ногами, где на витином "газоне", где на жесткой скамейке вертолета МИ-2 пропутешествовал я уже в этот первый год по большой части страны озер, болот и буровых. Завелись уже и знакомые, приятели, коллеги, свой круг, то, что англосаксы называют "невидимым колледжем". В Тюмени, в Сургуте, в Юганске, в вахтовых поселках дальних месторождений.
Да не хочу я отсюда уезжать! Решится ведь когда-нибудь это дело с жильем, не заколдовано же!
Конечно, и тут не без изъянов. По улице легко пройти не во всякий сезон и не во всякую погоду. Из моей же лаборатории молодая специалистка геологиня Рита по весне в ожидании служебного автобуса поутру на ледке поскользнулась, да и ухнула в лужу, что набралась рядом с остановкой от натаявшего снега. И с ушками. Лужа-то была над большой ямой. Девицы потом картинно рассказывали, как ее роскошные, именно, что каштановые, волосы по воде распустились, а они эту красоту, как заколдованные, рассматривали, глаз не отрывая, пока не сообразили утопленнице руку протянуть. Ну, в этот день они на службу всей комнатой опоздали, все пять душ. Пока Маргариту домой отвели, пока раздели, просушили да водкой из заначки напоили — только после обеда и возникли в конторе всей командой. Да и то главную героиню все-таки с собой не взяли, оставили чаем греться да в себя приходить. Тут она и заработала кличку Русалки. Да одна ли она так-то? Вон Виктор, приятель мой, по осени, пока из четвертого микрорайона к себе в пятый перебирался — сапог резиновый оставил в глине около какой-то стройки. Так вот и пришел домой в одном сапоге. Правду сказать, дело было под сильной мухой. Но и у моей жены в первый ее сибирский год сапожок в трясине у самого дома увяз точно так же. Ну так, город-то на болоте строен. С другой стороны, в Орехово-Борисово по первости было не намного лучше. Тамошние жители прямо на остановке двести шестьдесят третьего автобуса переобувались в болотники — и до своих кооперативных башен и стен шлепали, как по пашне. Со временем заасфальтировали же! Рано или поздно все налаживается. Я помню по детству такой же вот нефтяной городок в котлованах и ухабах с факелами на горизонте, только что не при промыслах, а при заводах. Так нынче и не узнать.
Вторая проблемка — это с харчами. Собственно, когда я только приехал, как сейчас помню, дело было на День Парижской Коммуны, 18 марта, то сразу обратил внимание на некоторые особенности местной жизни. Босс сразу позвал меня к себе домой, познакомил с женой, кустодиевского типа сибирской красавицей, местной журналисткой Валентиной и накормил обедом. Вот две подробности зацепились — майонез вместо сметаны в борщ и специальное потчевание при выборе закуски к морошковой настойке "Берите колбаску — варёная!" Действительно, докторская по два тридцать… и что? При том, что на столе и соленые рыжики, и маринованные белые, и муксун, и великая закусь, малосольная ряпушка, которой, по слухам, и нынешний православный святой император Николай II Кровавый к водочке не брезговал. А очень просто. То всё местного, даже, на самом деле, домашнего производства. Копченую колбасу, ветчину и сыр в жестяных банках, бочки с селедкой, крупу-макароны по Оби или по зимнику. Капусту-картошку в конце навигации баржами и потом по предприятиям продажа, чтобы народ на всю зиму запасся. Московское мороженое самолетами, так ящиками и продавали. А сметана либо вареная колбаска, лучок зеленый или, к примеру, пиво требуют местного производства. Пока что руки не дошли.