С тех пор уже прошло много времени. В армию меня не взяли, потому что у меня была справка о психическом расстройстве и о том, что я стоял на учете в психоневрологическом диспансере. Мамы не стало в прошлом году, когда мне исполнилось двадцать. Я всю жизнь мучился догадками, что же тогда произошло, но никто мне не рассказывал, как я не старался выбить правду. Всегда меняли тему разговора и уходили от ответа. И вот спустя столько лет, я вернулся в деревню, чтобы раз и навсегда поставить точку в этой истории.
Вот он тот же дом, где я провел почти все то злосчастное лето. Точнее то, что осталось от дома. Крыша сгнила и провалилась, окна, как пустые глазницы, чернели провалами, двор зарос бурьяном, так что к калитке было даже не подойти. Это было странно, так как в деревне не было ни одного заброшенного дома. Если кто-то уезжал, то их жилище занимал кто-то другой. А этот стоял покинутый и заброшенный, почти в самом центре поселка. Я смотрел на развалины, докуривая сигарету.
- Сынок, а ты что тут стоишь? Негоже, место то проклятое! – Раздался голос из-за спины.
Я повернулся и увидел почтальона. Постаревшего, осунувшегося, но все на том же велосипеде и в том же выгоревшем и полинялом пиджаке.
- Проклятое? Это почему же? – спросил я.
- А ты что не знаешь, штоль? – Почтальон поправил кепку.
- Нет.
- У тебя горло есть чем промочить?
- Найдется.
Мы зашли в местное сельпо, купили бутылку водки, лимонад колокольчик и черный хлеб. Выйдя из магазина, дошли до небольшого пригорка и остановились под раскидистой березой. Почтальон скинул пиджак, уселся на него, плеснул себе горячительного, закусил хлебом.
- Плохое там место. Темное. – Сказал он занюхнув краюху.
Я лишь посмотрел на него в ожидании продолжения.
- Там раньше жил кузнец местный, Матвей. Старый уже был, за шесят. С женой жил. Все у них ладно было. До поры до времени. – Почтальон налил еще стакан, опрокинул, прокашлялся, достал мятую папиросу и закурил. – Как-то вернулся он с кузни домой, чуть за полдень. Обычно вечером приходил, а тут дернул его черт днем прийти. Да не с пустыми руками шел, косы нес заточенные, да топоры новые. Зашел во двор, а там сосед его, Аркаша, в труселях одних из дома выходит. Тут нечистая Матвея и накрыла. Схватил он топор да Аркаше прямо в лоб вдарил. Сразу на смерть. Жинка его выскочила из хаты, так он ей руки по локоть косой отсек, с одного удару. Бабка в дом забежала да там и померла, кровью истекла. Сам Матвей в коровнике повесился. Да неудачно, трахею сломал и не помер сразу. Говорят, он болтался там еще с полчаса, всю шею себе в кровь разодрал пока не помер. Что на бабку на старости лет нашло, один черт её знает, но вот так померли они все трое. Темное место. Страшное.
Я оцепенел от рассказа почтальона, вспомнил и старушку, и мужика в трусах и мужа её, который горло себе чесал. Взял бутылку, сделал несколько глотков и даже не почувствовал обжигающего вкуса.
- Говорят души их там и остались. Мальчонка один, - продолжил почтальон. – Давно, дет пятнадцать назад, все лето в этот дом бегал. Я заметил его, когда он как-то вечером через забор лазил. Думал он там угощенье хряпает, которое местные в память, как на могилку в дом носили. Этот Васильковой внук был. Пришел я как-то к нему. А он и говорит, что по дому помогает старухе, про мужа ее мне рассказал. Я тогда и понял, что призраков он видал. Не мог мальчонка сам придумать, потому что в деревне никто не рассказывал про это. С тех пор дом этот все стороной и обходят. Плохое там место, проклятое.
Подай на хлебушек
Она опять опаздывала. Третий раз подряд. Никак не могла привыкнуть, к пути на работу который занимал почти два часа. Маршрутка – метро – маршрутка. Рассчитать время, потерянное в ожидании на остановке, на перроне, в пробке, у неё никак не получалось. После родного города, который легко пройти от края до края за полчаса, монструозная Москва - бесконечный лабиринт из дорог, тоннелей метро, мостов и бетонных зданий. Она вообще не понимала, в какую сторону ехать, куда идти и смотреть. В первый день потерялась, села не на ту маршрутку и уехала к черту на куличики. Дорогу спросить боялась – люди выглядели угрюмо и враждебно. Новое начальство снисходительно реагировало на опоздания, но так длиться долго не будет. И вот сегодня опять. Через пятнадцать минут должна отметиться на проходной, а только-только села в поезд на станции «Крылатское». Двадцать пять минут до «Площади Революции», пересадка и еще пять минут до «Новокузнецкой», дальше маршрутка, которая не известно сколько будет толкаться в пробке. Пока бежала до неё, промочила туфли и порядком замерзла. Плюс десять в середине октября для Москвы — нормально, только она к этому не была готова. В её городе до октября стоит тепло.