За окном царила темнота, только окна многоэтажки напротив размытыми искрами блестели в размытом дождем окне. Девушка сидела под одеялом, прижимая к голой груди лик святой и молясь. Она слышала шаги по квартире, но боялась пошевелиться. До нее доносился старческий шепот: «Внученька, ну подай на хлебушек. Подай старой.» Шепот был то совсем над ухом, и она чувствовала, прикосновение к одеялу, то далеко, словно в километре. Она дрожала всем телом, и повторяла «Отче наш», единственную молитву которую знала. Но звуки шагов и голос старухи не затихали. Порой слышала голос настолько близко, что казалось, будто он звучит у нее в голове. Мия рыдала, и умоляла оставить ее в покое, но голос был неутомим, и шептал без остановки, доводя девушку до исступления. Минуты превратились в часы, часы в дни. Она была уверена, что так и будет сидеть до конца жизни, спрятавшись под одеялом. Её кожа покроется морщинами, волосы поседеют, зубы выпадут, а она так и будет прятаться на кровати и молиться. Но этот шепот не утихнет никогда. Она уже слышала сотни голосов вокруг, целый хорал. Какофония старческих голосов шептала, говорила и кричала «Внучка, подай на хлебушек». Тысячи дряхлых ладоней с узловатыми суставами тянули и дергали одеяло, пытаясь сорвать последний барьер. И скоро они этого добьются. Сдернут его. И доберутся до её тела. Начнут щипать, как голуби краюху хлеба, отрывая от нее кусочки мякиша, разрывая душу на сотни белых пористых комочков.
Все закончилось в один миг, будто кто-то выключил рубильник. Мия продолжала молиться, но прислушавшись, поняла, что снаружи тишина. Одеяло никто не дергает. Шагов нет. Как нет и сводящего с ума шепота. Задержала дыхание, попыталась угомонить оглушающий грохот сердца. И сколько бы она не вслушивалась, не слышала ничего и никого. Прождала еще полчаса, почти не дыша. Ни звука. Неуверенно приподняла край одеяла. Утренний свет проникал в комнату и освещал пол. Пустой пол. Еще сильнее выглянула. В комнате никого, только дождь стучит по стеклу. Укуталась как в кокон, словно одеяло могло защитить и осмелилась встать. В квартире пусто. На кухне все так же мерно гудит холодильник. В ванной пусто. Подышала на стекло, но вчерашняя надпись не проступила. На часах половина седьмого. Долго решалась, ехать на работу или нет, но все же решилась. Прогуливать нельзя. Если уволят, то найти новую будет просто не реально. Лучше приехать и в крайнем случае отпроситься, сославшись на болезнь. Увидев её, поверят сразу.
* * *
Маршрутка как всегда битком. Мия сложила зонтик, и встала на первой ступеньке, подтолкнув впереди стоящего молодого человека. Когда поехали, народ в салоне протиснулся назад, освободив место. Остановилась рядом с поручнем, опершись на него, стоять сил не было.
- Внученька, на хлебушек подаем.
Мия вздрогнула, словно в лицо плеснули холодной водой и подняла голову. Водитель маршрутки смотрел прямо на нее.
- Девушка, я вам говорю, за проезд передаем! – Повторил мужчина и отвернулся на дорогу. Мия передала мелочь дрожащей рукой и зажмурилась.
Перед входом в метро, сняла в банкомате все деньги и убрала в карман.
Опять духота вагона, опять вонь и толпа людей. Она обвела взглядом угрюмых людей и поняла, что почти в каждом лице видит старуху. Сотня сморщенных лиц в белом платке. Сотня проклятых бабок одновременно качнулась и потянула к ней руку с артритными суставами. Мия забилась в угол вагона и сползла на пол, уткнув лицо в колени и зажав уши руками. Она чувствовала, как качается состав на рельсах, слышала гул колес и гомон голосов «Подай на хлебушек…»
Голос из динамика, объявивший ее станцию, прервал многоголосный шепот. Она подняла лицо и увидела, что люди отступили от нее на несколько шагов, как от заразной. Подскочила и выбежала из вагона, чуть не сбив кого-то с ног. Не заметила, как пробежала по переходу, заскочила в другой поезд, встав возле дверей, уставилась в темноту за стеклом, чтобы не видеть пассажиров в вагоне. Человек у неё за спиной в отражение на стекле развернулся, оказавшийся той самой старухой. Дряблая рука легла на плечо и над самым ухом раздался хриплый шепот: «Подай на хлеб, сука».
В этот момент дверь вагона распахнулась и Мия выбежала, не дожидаясь, пока створки до конца разойдутся. Лестница, эскалатор и турникет пролетели под ногами как картинки диафильма, только спины впереди идущих людей и толчки локтей по рукам и ребрам. Вот она, там самая лестница, залитая дождем, с сотней жвачек втоптанных в бетон. Вот то самое место прямо под стеной и поручнем. Пустое.