Выбрать главу

На улице громко заиграл баян.

— Вот является Васька Упрягин со своим мотористом, — объявила буфетчица.

Дверь распахнулась настежь, и ввалилась новая компания. Впереди, ухмыляясь, шел Васька Упрягин, за ним его моторист с баяном и несколько отдыхающих, которые тонули с ними вместе на баркасе.

Васька шел будто против воли и все отваливался как-то назад и набок. Будто его вели под руки да еще и подталкивали. Оказывается, что это отдыхающие привели его угощать за подвиг.

Матросы на них даже не обернулись. Отдыхающие суетились, сдвигая два столика, а баянист играл во всю силу, стоя в проходе за спиной Васьки Упрягина.

— Тыреодор, смелее в бой!.. — сказал матрос с сейнера, и все за их столиком усмехнулись. Конечно, им было завидно. С ними ничего не случилось, а эти пережили почти что настоящее кораблекрушение. Тут любой позавидует.

Отдыхающие были все пожилые. Похожи на работников умственного труда. А может быть, работники прилавка. Или какого-нибудь управления делами. В общем, смирные такие, сухопутные люди. Рядом с Васькой они совсем терялись и смотрели на него как на своего спасителя. Ясное дело, без него пропали бы ни за грош.

Они натаскали себе на стол закусок и разных бутылок и, когда баян на минутку переставал играть, поднимали торжественные тосты за Ваську Упрягина, а он в ответ только усмехался, пожимал плечами и насмешливо мотал головой.

Один лысый отдыхающий сказал самый длинный тост про то, какой Васька мужественный и еще какой-то, не помню уж точно, вроде негнущийся, что ли, человек. Он припомнил, как они боролись с бурными волнами и над ними нависла гибель, и нос у него покраснел, а щеки побелели от этих воспоминаний.

Васька замотал головой в ответ, засмеялся и сказал, что они делают из мухи слона, что все это самые обыкновенные будни морской жизни и говорить об этом не стоит.

За их столом был большой шум и все говорили разом, так что все слова я не мог расслышать, но в общем Васька отвечал здорово. Я слушал и воображал, как я стану таким, как Васька, и буду так здорово отвечать и называть пустяками свой подвиг. Почище чем у Стивенсона или Джека Лондона…

Я взглянул на деда и увидел, что он восхищается еще больше моего. Лицо у него стало радостное, даже какое-то ребячье. Ну просто вроде как у маленького пацанчика. Стоит босиком, смотрит, как ребята гоняют футбол, и весь сияет от восторга, даже и не мечтает, что его самого примут в игру.

— Володька, бесчувственная душа, — сказал он мне. — Ведь надо же понимать, до чего это замечательно: люди от смерти спаслись и вот радуются, а? Такое не каждый день увидишь! Это надо понимать!..

Предложили тост за «Баклана».

Дедушка ухватил меня за руку, он так волновался, прямо-таки на месте не мог больше усидеть.

— Володька, — зашептал он торопливо, тиская мою руку. — Ведь как оно получается. Эти моторы-то нашего завода производство. Самая наша первая серия, послевоенная… Все они пошли на суда с такими птичьими наименованиями: «Баклан», «Альбатрос» или «Гагара»… «Нырок» тоже… Наши! Все в нашем цеху собраны… Завод был разрушен, чуть не вручную работали… Пятнадцать лет прошло — и вот пожалуйста: еще выручает людей… семейных даже… и радость… Это и мне вроде праздника, честное слово… Ребятам, Кузьме бы показать…

— Ну конечно здорово! — Я поддержал деда, хотя мне это все показалось не очень-то интересным. Я знал, что завод выпускает двигатели к большим кораблям, а что было в старину, мне было сейчас неинтересно. Я даже как-то не очень понимал, чего это дед так уж восторгается, ерзает на месте, привстает и каждое слово ловит с того стола.

— Как ты думаешь, это не будет как-нибудь… нетактично, если я к ним подойду? Ведь они как раз сами поднимают тост за «Баклана»?..

— Да они уже выпивши, дед, — сказал я. — А ты еще там наговоришь лишнего. — Я знал его характер.

Дед слушать ничего не стал.

— Я только вставлю всего несколько слов к месту. Я ведь не про себя… Для них будет интересно, это как бы взаимосвязь нашей жизни…

Дед встал и пошел к стойке. Буфетчица два раза меняла по его просьбе рюмки и наконец, улыбаясь, достала какую-то самую маленькую и налила ее до половины. И дед, волнуясь от радости, подошел к Васькиному столу.