До вступления в Интернационал Бакунина и его сподвижников состоялось два конгресса — в Женеве (сентябрь 1866 года) и в Лозанне (сентябрь 1867 года). Появление на горизонте бакунинцев с их «Альянсом социалистической демократии» сразу создало для товарищества множество проблем. И первая — можно ли принимать в Интернационал совершенно самостоятельную организацию, чьи цели и задачи во многом расходятся с программными и уставными положениями самого Интернационала? Проблема разрешилась быстро и однозначно: никаких «надстроечных» структур Международное товарищество рабочих иметь не должно. Незыблемый для Маркса и его соратников принцип централизма (обязательный для любой мало-мальски уважающей себя политической организации) вступил в противоречие с бакунинской концепцией децентрализма.
Но не только организационно-уставные принципы стали камнем преткновения и возвели непреодолимую стену между двумя выдающимися деятелями международного революционного движения XIX века. Немецкий социалист (а под конец жизни — коммунист) Франц Меринг (1846–1919), глубоко почитавший Карла Маркса и написавший одну из самых лучших биографий своего учителя (не потерявшую своей актуальности и по сей день), не утратил (в отличие от большинства единомышленников) способности объективно оценить значение Бакунина. Меринг отмечал, что Бакунин был насквозь революционной натурой и обладал, подобно Марксу, талантом заставлять людей прислушиваться к своему голосу. Для бедного эмигранта, не имевшего ничего, кроме своего ума и воли, было поистине настоящим подвигом завязать первые нити интернационального рабочего движения в целом ряде европейских стран — в Испании, Италии и России. Однако стоит только назвать эти страны, чтобы сразу понять, насколько непреодолимым было противоречие между Бакуниным и Марксом. Оба они предугадывали скорое приближение революции, но Маркс, изучавший рабочее движение в Англии, Франции и Германии, видел именно в крупнопромышленном пролетариате ядро революционной армии. Бакунин же рассчитывал на воинствующую толпу деклассированной молодежи, на крестьянские массы и даже на люмпен-пролетариат. Он, однако, мирился со своей судьбой, считая, что хотя наука и является компасом жизни, но все же она еще не есть сама жизнь, а творить по-настоящему может только жизнь.
Тем не менее среди немецких социалистов за Бакуниным уже тогда закрепилось прозвище «Воплощенный Сатана». По существу, столкнулись две глыбы, два титана, два антипода, а значит, и две непримиримые идеологии, несовместимые мировоззрения, диаметрально противоположные представления о стратегии и тактике революционной борьбы. Их поединок достоин кисти или резца художников эпохи Возрождения, а их теоретическая борьба напоминала столкновение двух гигантских лавин. Но были еще и чисто психологические, а потому во многом субъективные, моменты во взаимоотношениях этих двух великих людей. Гнев и обида (которые, как известно, плохие советчики) застлали их разум, и на передний план выдвинулись мелкие факты и доводы. Именно они возобладали в скором времени во взаимных претензиях и обвинениях и как непререкаемая догма были восприняты соратниками того и другого. В результате о трехлетней борьбе Маркса и Бакунина, закончившейся поражением последнего, можно сказать: «Двум медведям тесно в одной берлоге».
Оба извели ведра чернил и исписали горы бумаги, не стесняясь в выражениях и особенно не задумываясь, насколько выдвинутые обвинения и привлеченные для их обоснования аргументы соответствуют действительному положению дел. Посудите сами. Предоставим сначала слово Бакунину: «Г[осподин] Маркс играл и играет слишком важную роль в социалистическом движении немецкого пролетариата, чтобы можно было обойти эту замечательную личность, не постаравшись изобразить ее в нескольких верных чертах. По происхождению г[осподин] Маркс еврей. Он соединяет в себе, можно сказать, все качества и все недостатки этой способной породы. Нервный, как говорят иные, до трусости, он чрезвычайно честолюбив и тщеславен, сварлив, нетерпим и абсолютен, как Иегова, господь Бог его предков, и, как он, мстителен до безумия. Нет такой лжи, клеветы, которой бы он не был способен выдумать и распространить против того, кто имел несчастие возбудить его ревность или, что все равно, его ненависть. И нет такой гнусной интриги, перед которой он остановился бы, если только, по его мнению, впрочем, большею частью ошибочному, эта интрига может служить к усилению его положения, его влияния или к распространению его силы. В этом отношении он совершенно политический человек.
Таковы его отрицательные качества. Но и положительных в нем очень много. Он очень умен и чрезвычайно многосторонне учен. Доктор философии, он еще в Кёльне около 1840 года был, можно сказать, душою и центром весьма заметных кружков передовых гегельянцев. <…> Редко можно найти человека, который бы так много знал и читал, и читал так умно, как г[осподин] Маркс. Исключительным предметом его занятий была уже в это время наука экономическая. С особенным тщанием изучал он английских экономистов, превосходящих всех других и положительностью познаний, и практическим складом ума, воспитанного на английских экономических фактах, и строгою критикою, и добросовестною смелостью выводов. Но ко всему этому г[осподин] Маркс прибавил еще два новых элемента: диалектику самую отвлеченную, самую причудливо тонкую, которую он приобрел в школе Гегеля и которую доводит нередко до шалости, до разврата, и точку отправления коммунистическую. <…>
Г[осподин] Маркс… высказал и доказал ту несомненную истину, подтверждаемую всей прошлой и настоящей историей человеческого общества, народов и государств, что экономический факт всегда предшествовал и предшествует юридическому и политическому праву. В изложении и в доказательстве этой истины состоит именно одна из главных научных заслуг господина] Маркса. <…> Около 1845 года г[осподин] Маркс стал во главе немецких коммунистов и вслед за тем, вместе с господином] Энгельсом, неизменным своим другом, столь же умным, хотя менее ученым, но зато более практическим и не менее способным к политической клевете, лжи и интриге, основал тайное общество германских коммунистов или государственных социалистов…»
Это фрагменты главного труда Бакунина «Государственность и анархия». В незавершенной работе «Мои личные отношения с Марксом» (1871) он продолжает конкретизировать свои обвинения: «Маркс, — странная черта в столь умном и столь преданном человеке, черта, находящая себе объяснение только в его воспитании немецкого ученого и литератора и в особенности в его нервозности еврея, — Маркс крайне тщеславен, тщеславен до грязи и бешенства. Если кто-либо имел несчастье, хотя бы самым невинным образом, задеть его болезненное, всегда обидчивое и всегда раздраженное тщеславие, Маркс становится непримиримым его врагом; с этого момента он считает все средства дозволенными и действительно употребляет самые позорные, непозволительные средства, чтобы унизить своего врага в общественном мнении. Он лжет, измышляет и распространяет грязнейшие поклепы. <…>
Маркс любит свою собственную личность куда сильнее, чем своих друзей и апостолов, и никакая дружба не может противостоять самому мелкому оскорблению его тщеславия. Значительно легче он прощает измену своей философской и социалистической системе; он рассматривает подобную измену как доказательство глупости или, по меньшей мере, умственной неполноценности своего друга, и это тешит его. С той минуты, как он перестает видеть в друге своем соперника, который мог бы досягнуть до его высоты, друг, пожалуй, даже станет ему милее. Но он никогда никому не простит погрешности в отношении его собственной личности: его надобно боготворить, поклоняться ему как идолу, чтобы он вас любил; надо, по меньшей мере, бояться его, чтобы он терпел вас. Он любит окружать себя ничтожествами, лакеями и льстецами. Несмотря на это, в его близком кругу можно найти несколько выдающихся людей. <…>
Сам еврей, он объединяет вокруг себя, в Лондоне и во Франции, но главным образом в Германии, целую массу маленьких более или менее смышленых, интригующих, шустрых евреев, спекулянтов, каковы евреи повсюду, торговых или банковских агентов, литераторов, политиков, корреспондентов газет всевозможных оттенков, одним словом, маклеров в литературе, наподобие того, как они являются маклерами в коммерции, одной ногой в банке, другой в социалистическом движении, а задом рассевшихся на немецкой прессе, ибо они заполнили все газеты, — и вы можете вообразить, до чего тошнотворна в результате литература.