Гордон. Боги? Насилуют?
Мери. Да! Ваще подлянка с их стороны. Но я сама предлагаю себя богам, называется «жертвоприношение девственницы». Кевин — наш режиссер, он со мной работает. Он это сам написал. Нет, не эпос. Инсценировку. А эпос написал кто-то великий. Типа Юджин О’Нил. Или Лопе де Вега. Я слишком много болтаю? Я вам щас Офелию покажу, лады? Можно вами попользоваться? В мизансцене?
Гордон. Попользуйтесь. Сюзанна, ты с нами?
Сюзанна. Да. Но мной пользоваться не надо. Я этого не люблю.
Мери. Вот сюда пересядьте, ага? (Показывает Гордону, куда ему надо передвинуться вместе со стулом).
Гордон. Сюзанна у нас ставит «Тётку Чарли».
Мери. Круто. (Начинает потряхивать поочередно разными частями тела). Ой, я чё-то так зажалась. (Крутит головой по и против часовой стрелки). Ох… ахх… а-а- аххх… (Внезапно). А вот укроп для вас и колокольчики. А вот мать-мачеха для вас, а тут немного для меня. Она еще называется благодатной травой воскресной. О, вы должны носить ее как герб с отличием. А вот ромашки. Я хотела дать вам фиалок, но они все завяли, когда умер мой отец. Говорят, он легко умирал. (Поет). Мой милый Робин, Вся радость моя… Он не вернется сюда! Он не вернется сюда! Умер он и спит, Он в гробу лежит, Никогда не вернется сюда. Как снег, его голова, Как лен, его борода, Он ушел, он ушел домой, — Не вернуть его никогда! Боже, смилуйся над его душой. И над всеми христианскими душами, Я молю Бога. Бог с вами!
К концу песни она умудряется обвиться вокруг Гордона и прижаться к нему всем телом.
Гордон. Гммм… что ж… занятно… хорошо… отлично… Интересное решение.
Мери. Я считаю, Офелия предлагает себя Клавдию. Я работаю над этой ролью в школе-студии. Стопицот процентов предлагает!
Гордон. Стопицот?
Мери. Только Пол, преподаватель наш, говорит, что в моем прочтении роли не хватает интимной ноты…
Гордон. Не хватает?!
Мери. Ага. Но я стараюсь! Стараюсь вытащить из себя эту, блин, интимную ноту, чтоб она в каждом словечке, чтоб прям из ушей лезла…
Гордон. Отлично. Просто замечательно.
Мери. И вот сегодня, кажется, вытащила.
Гордон. Правда? Хорошо.
Мери. Еще хотите?
Гордон. Да… нет… мне хватит… думаю, достаточно… на сегодня… Что скажешь, Сюзанна? (Мери наклоняется.) Сыграет «Попку Чарли»? Тьфу, «Тётку Чарли»? (Мери направляется к двери.)
Мери. Побегу я. Спасибочки!
Сюзанна. Мери, погодите! Вы умеете плавать?
Свет меняется. Мери выходит. Входит Тайлер.
Тайлер (читает по распечатке) «Глупцы! Жалкие глупцы! Вы еще вырвете себе глаза от ужаса, от страха предо мной, ибо я — Дракул, властелин тьмы! Вы думаете, что оставили меня без прибежища, но нет! Один последний ящик с землей у меня еще остался. Ищите! Вам меня все равно не найти! Я усну в нем на многие века. Пробьет час моей мести! Да свершится по слову моему!»
Гордон. Отлично! Отлично! Превосходно!!! Тайлер. Признайся. Ты ведь это уже играл?
Тайлер. Прошлой зимой. В театральном кафе при Арт-мастерских. Ну, инсценировка-то другая… дохлятина. А этот текст… Твой?
Гордон. Пытаюсь быть верным оригиналу.
Тайлер. Ну, а я очень хочу это сыграть. Дракулу. Влада Пронзителя. Влада Колосажателя. Ты, кстати, в курсе, что он не пил кровь своих жертв, а сажал их на кол? Вот будет супер! А второй акт имеется?
Гордон. На подходе… Уже почти готов… Тут все созрело. (Стучит себе по лбу)
Тайлер. Ну, если второй акт не хуже первого — замётано! Мне позарез надо сделать Дракулу еще раз. В Арт- мастерских о глубоком прочтении роли забудь, примитив сплошной — плащ с капюшоном, дым, клыки… Ненавижу эти дешевые примочки. Я хочу познать внутренний мир своего героя, властелина тьмы.
Гордон. Внутренний мир? В этой роли?. Тайлер, значит, ты готов вернуться? Все позабыть и вернуться? Ну, позабыть провал Пер Гюнта?.
Тайлер. Старик, я тащусь от нашего сарая. И я сыграю Влада великим! В шкуру его влезу. Он у меня восстанет, как живой… То есть, он мертвый, конечно, но ты меня понимаешь, старик.
Гордон. Превосходно, Тайлер! Грандиозно! Кстати, ты, надеюсь, заныкал плащ и вставные зубы? Не отдал костюмерам?