– Слышь, Пицык, шёл бы ты домой, чем девчонок по дворам щупать. И ты тоже хороша! Сколько тебе лет? Как зовут родителей? – строгий голос следователя грянул, как гром из ясного неба.
– А что мы нарушили? – не совсем трезвый голос молодого человека звучал тихо и неуверенно. – Любовь пока никто не отменял, начальник. Может, это моя будущая жена.
– Женилка ещё не выросла, – отрезал Леонид Степанович, – валите отсюда, чтобы я вас не видел. Дуйте по домам и проспитесь. Травите себя всякой гадостью!
Парочка, чмокая и бросая недовольные косые взгляды на распахнутое окно, встала и поплелась по аллее вверх, оглядываясь и тихо возмущаясь себе под нос.
Леонид Степанович закрывал кабинет, когда за его спиной раздался томный скрипучий голос Чижова.
– О! Здоров, Михаил Викторович, какими судьбами? Не ко мне ли? И как тебе удаётся так бесшумно передвигаться? Навык не пропьёшь! – последняя фраза капитана намекала на давнее прошлое криминалиста. Поговаривали, что в молодости он служил в КГБ, но после тяжёлой травмы был освобожден от службы. Сам Чижов никогда этот факт своей биографии не подтверждал.
– Раз научившись ездить на велосипеде, уже не упадёшь, – крякнул Михаил Викторович. – У меня к тебе дельце. Вернее, разговор, – почти шёпотом добавил он.
– Ну, давай, заходи, изложишь.
– А, может, прогуляемся, я только из лаборатории. Хочется воздухом подышать. У меня и пиво имеется.
– Умеешь ты уговаривать, – улыбнулся Иващенко.
На улице они завернули за угол, прошли вдоль школы и оказались у парка, где на небольшой косой скамье и обосновались.
– Ну, что там у тебя, жалуйся, – затянувшись и с удовольствием поглядывая на холодную коричневую бутылку пива, живо начал капитан.
– Жалоб не имеется, а вот опасения кое-какие есть. Да не сунь ты их мне, – криминалист оттолкнул руку с пачкой сигарет, предложенных Леонидoм Степановичeм, – я не курю такие, ты же знаешь. – Он достал из кармана белую примятую пачку «Примы», вынул оттуда папироску и начал медленно разминать её в желтых пальцах. Иващенко не торопил его. Отхлебнув из бутылки, он смотрел в даль и, казалось, не замечал присутствия коллеги. Тягучая, вдумчивая, с остановками для осмысления и многозначительными паузами, манера Чижова высказываться была хорошо знакома капитану. Торопить не имело смысла. Уже то обстоятельство, что он пришёл "по делу", говорило о многом. Михаил Викторович редко высказывал свои предположения, если не был уверен в их правильности хотя бы процентов на восемьдесят.
– Хорошо, – протянул Иващенко. – Не верится, что лето уже позади.
– Помнишь дело инкассаторов? Три года назад… – вдруг спросил Чижов. – В селе Краснокаменском двое в масках остановили автобус с людьми, в котором ехала кассир колхоза с деньгами и охранник, дедок на пенсии.
– Как же не помнить! Тогда весь город на уши поставили. Даже наш отдел подключили. Михаил Викторович, насколько мне известно, дело закрыто. Тылду и Зака нашли. Правда, не в таком виде, как хотелось бы… Но улик, по-моему, было более чем достаточно…
– Да… В том то и дело, что более..., – задумчиво протянул криминалист.
– А в чём, собственно, де…
– В автобусе окурки были…странные. Понимаешь, капитан, в колхозе «Россия», в каком-то «Задрипинске», окурки дамских длинных сигарет с орнаментом вокруг фильтра и без отпечатков губной помады?..
– Так тебя губная помада заботит? – усмехнулся Иващенко. – Слышь, Викторович, тебе отдохнуть нужно.
– Не перебивай меня, товарищ капитан. Не о том ты думаешь, потому и не видишь главного, – спокойно сказал Чижов, не обращая внимания на язвительные нотки в голосе собеседника. – В автобусе было десять человек, не считая кассира и охранника. А если быть точным – пять женщин старше пятидесяти, трое мужиков, ехавших на элеватор, сорока-пятидесяти лет, девчонка тринадцати лет и пацанёнок, её брат, шести лет. Так? – Чижов многозначительно посмотрел на капитана.