Небольшой кассетный магнитофон голосом Евгения Белоусова распинался в любви к синеглазой девочке. Тучный мужчина с богатой седой шевелюрой и двойным мясистым подбородком, делающим его и без того короткую шею практически невидимой, сидел в кресле, положив ногу на ногу. Из облачения на нём было только широкое белое полотенце вокруг одутловатой талии и тапочки-шлепанцы. Толстяк весело дёргал в такт мелодии ногой, попивая прохладное пиво. Напротив него, через стол, восседал другой мужчина, который своей наружностью являл полную противоположность вышеописанному персонажу. Он был подтянутым, высоким, с заметным рельефом мышц на руках и, несмотря на свой почтенный возраст, с практически плоским животом. В отличие от толстяка, волосы его хоть и не утратили природный цвет, но изрядно поредели, сделав его и без того высокий лоб ещё выше. У мужчины были настолько правильные черты лица, что после первой встречи было сложно вспомнить его внешность. В руке он держал фужер с красным вином и, прикрыв глаза, о чём-то мечтал. Зазвучала другая песня. Из сауны донесся грубоватый голос, эхом вторивший хрипловатому пению Муромова: «Яблоки на снегу, розовые на белом…»
– Ой, мужики, хорошо же как! – в проёме показалась крепкая, сбитая фигура человека среднего роста с довольной лоснящейся физиономией, на которой красным влажным пятном выделялись мясистые губы. Последние растянулись, обнажив удивительно ровные белые зубы. Мужчина потянулся и, посмотрев на щедро заставленный стол, радостно потёр руки:
– А теперь пивка холодненького да под балычок! Мгг…Ааа… Ты их согрей дыханьем...яблоки на снегу... – непроизвольно продолжал подпевать краснощёкий, открывая бутылку пива.
– Ты бы воздержался от пения, Владимир Николаевич. Не к лицу уважаемому человеку таким делом заниматься, – хмыкнул толстый.
– Когда ради удовольствия, – «певец» тут же ринулся в бой, – то ранги не в счёт, дорогой Сергей Геннадиевич. – Когда душа поёт, то какие могут быть условности и ограничения! Кстати, советую и тебе расслабиться!
– Боюсь, что мне такое не под силу… Голоса нет!
– Меня тоже природа обделила. Но мы же не на сцене, поэтому можно и размять голосовые связки.
– Удивляюсь я тебе, Владимир Николаевич, – медленно сказал доселе мечтавший мужчина, – неужели ты за неделю не наорался? У вас, в прокуратуре, такие вокалы случаются, что мама не горюй.
– Это точно, Валера! – поддержал его Михаил Геннадьевич и глухо засмеялся.
– А ну-ка, Геннадьевич, передай-ка ты мне красненькой, – рука с красивыми ухоженными пальцами Валерия Яковлевича потянулась через стол за икрой.
– Под икорку водочку надо употреблять, а не вином запивать, – упрекнул его начальник прокуратуры.
– Обязательно, Владимир Николаевич, как иначе! – спокойно парировал секретарь райкома. – Теперь, пожалуй, и водочки. После аперитива можно и покушать.
– Вот эти ваши штучки иностранные! – весело хмыкнул толстяк. – Всё у них на выдумках да на какой-то показухе построено!
– Это не показуха, Сергей Геннадиевич, это дипломатия, – сказал Бироев.
– Ну да, вам виднее, Валерий Яковлевич, Вы языком больше работаете, – заржал прокурор. – Извиняюсь за каламбур, я не со зла, само вырвалось!
– Это наше «само вырвалось» и есть полное отрицание дипломатии. В этом и беда русского человека. Рубит с плеча! Нет, чтоб подумать, разобраться сначала, подготовиться, – не обращая внимания на насмешливый тон прокурора, продолжал Бироев.