– Что? Я не понял? – парень наклонялся к её лицу.
– Я говорю, что это моя остановка. Мне на троллейбус.
– Пойдём пешком, не так уж и далеко, – сказал юноша и попытался дотронуться до её руки, но она успела отстраниться.
Неожиданно появился троллейбус. Девушка взлетела на его подножку.
– Нет, я поеду, а ты иди.
– Подожди, я даже не знаю, как тебя зовут!
– Женя, – прочитал он по губам через закрывшуюся дверь.
О комсомоле, пикантных отношениях, Грибоедове и радости
Стоял необычайно солнечный, жаркий – как для осени – день. Только что прозвучал звонок, оповещающий об окончании занятий, поэтому двор средней школы номер семьдесят семь утопал в детских голосах и пестрил бантами, фартуками, портфелями, короткими юбками в складочку, стройными девичьими ножками и стрижеными мальчишескими головами. Уже через двадцать минут школьная площадь опустела, и только изредка какой-то запоздавший ученик показывался в дверях и плёлся домой. В тени берёз у школьного забора стоял симпатичный смуглый парень с чёрными, слегка волнистыми, волосами, умело подстриженными «под польку», так что дерзкая чёлка волной вздымалась над высоким лбом, зелёными глазами, ровным, слегка вздёрнутым, носом и ещё по-детски пухлыми губками. Было видно, что он немного нервничает.
– Уф, Лука, ты ещё здесь! Данке, майн фройнд! – выпалил запыхавшийся юноша, подбежавший к зеленоглазому. У него были жёсткие, коротко стриженные смоляные волосы, живые огромные глаза, густо обрамлённые чёрными ресницами, и волевой, немного выдающийся вперёд подбородок. – Немка совсем задрала. Хочет из меня настоящего немца сделать. Если бы не муттер, я бы к ней ни ногой!
– Из тебя немца? Не получится! Ты же еврейская морда! – засмеялся Лука.
– Я немке приводил этот довод, а она мне, прикинь: «Значит, Вы, Андрей, просто обязаны выучить этот язык. У вас есть все шансы побороть врага интеллектом».
– Да, умно, с этим не поспоришь!
– Пойдём, нас пацаны будут у фонтана ждать. Слышал? Пицыка подстрелили.
– Да ну! Гонишь!
– Совсем страх потеряли, пиндосы.
– И сильно?
– Палец на левой руке отстрелили. Видно, целились в руку, но промазали и попали по пальцам.
– Слышь, Дрон, может, Пицык на кухне сам порезался, а по обкурке решил, что бандитская пуля его настигла?
Оба затряслись от смеха. Шли они быстро, широко размахивая руками. На бёдрах подпрыгивали кожаные планшеты. Парни морщились от яркого солнца и смеялись, обнажая белые ровные зубы. Оба – высокие, крепкие, здоровые. Не зря их считали братьями. Несмотря на непохожесть лиц, во всем другом они были словно отражением друг друга. Даже в редких случаях, когда их мнения не совпадали, они относились к своей дружбе бережно и с пониманием, пытаясь оправдать «ошибки» или недальновидность друг друга. Луке – Сергею Лукьяненко – в прошлом месяце исполнилось семнадцать. Для своего возраста он был слишком рассудительным, поэтому слыл среди друзей человеком надёжным и не бросающим слов на ветер. «Свои» к его мнению прислушивались, а «недруги» побаивались. В школе Лука шёл на золотую медаль, но получить её и не надеялся. Загвоздка была в его «неоднозначном» отношении к комсомольской организации и непоколебимом нраве. Как только его ни упрашивала мать вступить в комсомол, но парень так и не согласился. После того, как на собрании Сергей пообещал руководству школы, что вступит в комсомольскую организацию только в том случае, если директор объяснит ему ясно и понятно, зачем это нужно, какую пользу лично для себя он cможет поиметь и в чём истинный смысл организации, его оставили в покое, но о золотой медали попросили забыть. Учителя побаивались его уместныx, но колких замечаний и неожиданныx вопросoв. Лишь преподаватель истории не чаял души в парне и пророчил ему великое будущее. Сергей, в свою очередь, любил его предмет и под недовольное бурчание мамы собирал свою библиотеку. Она не понимала и не разделяла его увлечений философией, историей и политологией. Она считала эти науки и профессии, с ними связанные, никому не нужными, а самое главное, не денежными.