продвигается, вспотел и покраснел. С каждой секундой в нём росли недоумение, страх и злость. Интуиция капитана кричала в набат и призывала не выжидать больше, а действовать своими силами вопреки… Именно вопреки… Это до оскомины во рту знакомое слово! Леонид Степанович всю свою жизнь построил из таких «вопреки», а не «потому что». Всё время он старался и старается кому-то что-то доказать. Вопреки родительским советам, вопреки преподавателю, сплетням, начальству, вопреки приказам. Может, с ним не всё в порядке, если ему приходиться всё время бороться? Теперь Лука идёт в этой несуразной фуфайке в толпе жестоких подростков вопреки настояниям Иващенко, просьбам матери и нравоучениям комсомола. Почему они не могут жить по-человечески? Просто потому, что жить прекрасно? Сиплый голос из рупора снова нарушил тишину и тут же утонул в рёве двух бригад, шедших друг на друга. – Короче, ждать больше нет времени! – крикнул Иващенко, обращаясь к своим подопечным. – Нужно идти, иначе жертв не избежать! – Но, Степанович, – голос молодого помощника дрогнул, – вы видите, сколько их? А нас только шестеро! Они же нас раздавят! Почему товарищ лейтенант со своим ОМОНом не наступает? – Не знаю, Лавренко, не знаю! А чтобы не раздавили, будешь кулаками мотаться. На крайний случай есть оружие. Пули хоть и резиновые, а бьют хорошо, мало не покажется. – Нужно идти, капитан, а то пацанва совсем звереет, – сказал тихо, но уверенно Славик Дрозд, следователь из соседнего отдела. От него резко повеяло спиртным. – Мои хлопцы готовы. – Я вижу, что и ты готов! – рявкнул капитан. – Перестань! После работы по стопке накатили для нервного расслабления. – Ладно, пойдём. Шесть человек вынырнули из-за здания спортивного комплекса и направились наперерез бунтовщикам. Козлец, наблюдавший за происходящим из-за густых кустов, поменялся в лице. Он метнул злой взгляд на сержанта, но тот только сдвинул плечами. ОМОН, уже подъехавший и топтавшийся на месте, ждал распоряжения ввязаться. Но этого никак делать было нельзя. Мужики по-быстрому разберутся с хулиганами – и к себе на пункт. А там отгрузка ещё не закончена. Поэтому Козлец и тянул. Ему не впервой было проделывать подобные операции. В первый раз совсем обошлось красиво. Пацаны побили друг другу рожи, поломали рёбра и челюсти, а потом закон в лице Козлеца вмешался и навёл порядок. Да ещё какой! Половину в кутузку, половину по больницам – и благодарность от начальства за стратегически правильное решение. Верно сделал, что сразу не полез. Теперь будут знать, бегуны чёртовы, как порядок нарушать. Набили друг другу рыла, так что юшка красная текла, – и в кутузку. Пусть ненадолго, но за решёткой всё же поостыли, посидели, помаялись. А кому переломы достались, тот надольше запомнит, как спокойствие граждан баламутить. Эта операция была четвёртой, и всё по тому же сценарию. Бегуны при виде милиции огнестрельное оружие тут же сбрасывали и дрались на кулаках. Никому не хотелось загреметь в колонию на долгое время. И теперь было бы так же, но… Этот ушлый капитан со своей бабой! За пасынка ратует! Пришёл спасать! Козлец смотрел на шестеро мужчин, которые, перегородив собою движение бригад, застыли в ожидании. – Товарищ, лейтенант, нужно помочь, что ли? – робко сказал сержант. – Что ли! – рявкнул на него Козлец. – Кто их просил вмешиваться? Срывают мне операцию! Выперлись туда, вот пусть теперь и выкручиваются! Иващенко заорал во всё горло: – Немедленно остановитесь! Приказ! Прекратить движение! В противном случае мы будем вынуждены открыть огонь на поражение! – Слышь, Лука, вон твой как заливает! Огонь на поражение! – заржал Бендер. – Товарищ, лейтенант, – двое из ОМОНа подошли к Козлецу, – может, вмешаемся? – Нет, не время! Я скажу, когда… – Но ведь постреляют пацанов. И нашим достанется! – Товарищ Крупьяненко, соблюдайте, пожалуйста, субординацию и дисциплину, а то мне придётся доложить кое-кому о вашей низкой квалификации. Крупьяненко поджал губы и отошёл в сторону. Иващенко продолжал драть горло, но его голос всё больше утопал в гуле, приближавшимся с обеих сторон. Стена серой массы с озверелыми лицами подошла почти вплотную к редкой шеренге милиционеров и остановилась. Другая бригада подходила сзади. – Товарищ капитан, подвиньтесь, по-хорошему просим, – скалясь, сказал Лютый. – Слышь, Лука, смотри, папашка пришёл за тобой, домой хочет забрать! – вся толпа громыхнула хохотом. – Вадим Лымарь, – спокойно и уверенно сказал капитан, – сегодня праздника не будет! Я вас по-человечески прошу разойтись. Подумайте о своих родителях, о себе, в конце концов. – Начальник, кончай читать мораль! Не сейчас! Если хочешь, мы к тебе завтра подкатим, и ты поупражняешься в словоблудии, – крикнул из толпы Длинный. Толпа «петухов» остановилась в метре от милиционеров. Их лица ничем не отличались от лиц их врагов. В их рядах было тихо. Чувствовалось смятение от вида представителей правоохранительных органов. – Слышь, пидоры, какого хера ментов привели?! Зассали?! – крикнул Чеб толпе напротив. – Фильтруй базар! – басом прокричал Зевс, руль «петухов» – Сами их привели, а теперь нам их спихиваете! – Ты чё, пиндос! – зашипел Боня. – Пацаны, вали пидоров! – Стоять!!! – заорал Иващенко, расставив широко руки. Толпа всколыхнулась, сделала шаг и остановилась у самых ног милиционеров. – Нам вас никто не сливал! У нас есть свои источники. – Капитан тянул время, про себя судорожно повторяя, как молитву, «где же этот чёртов ОМОН». – Так и валите отсюда! – А источники ваши мы сейчас оттырим! – Короче, капитан, кончай чесать! Вали к жене, а пидоров нам оставь! – Слышь ты, сука, за базар свой сейчас ответишь! И за пидоров тоже! – прокричали из толпы «петухов». – Кто там кукарекает? – засмеялся Ганс. – Сейчас ты у меня будешь кукарекать, бычара позорная! – заорал Бес и, оттолкнув одного из милиционеров, бросился вперёд. Иващенко не успел опомниться, как несколько рук вцепились в него и с силой отшвырнули в сторону. Он отлетел и упал на асфальт, с силой ударившись о бордюр. Его тело сжалось под тяжестью ног, которые пробегали по нему, топтали и спотыкались о его тело. Он пытался подняться, но тут же валился на землю, сбитый кем-то сверху. Серо-чёрный клубок тел роился прямо над ним, громыхал, звенел, шипел. Вдруг недалеко от себя он услышал выстрел, ещё один, ещё. Прямо возле него рухнула глыба и застонала так громко, что у Иващенко заложило в ушах. Глыба развернулась, схватилась за ногу, закатила глаза и выругалась. Из внешней стороны бедра, зажатого грязными пальцами, струилась алая жидкость. Запахло кровью и чем-то палёным. Капитан собрался с силами, выждал момент и вскочил, тут же схватив за воротник упавшего на него парня. Он со всего размаха заехал ему в ухо, и тот повалился на пол. Иващенко вглядывался в серое месиво, одновременно нащупывая под растерзанной одеждой оружие. На него то и дело налетали, толкали, пихали, падали. Что-то холодное и липкое мешало смотреть. Наконец он вытащил пистолет и, подняв его над головой, выстрелил несколько раз. На пару секунд, будто в замедленной киносъемке, картинка боевых действий приостановилась, замерла, дрогнула и вдруг расслоилась на части, а потом, словно сорвавшись с держателя, полетела ещё быстрее, чем раньше, мелькая рваными эпизодами перед капитаном. Серая масса на глазах начала расползаться, как капрон в ацетоне. Кто-то продолжал драться с невменяемым перекошенным лицом, кто-то, повалившись на землю, катался, вцепившись в ненавистного врага. Многие разбежались по сторонам. Их догоняли угрозы и свистящие самодельные гранаты, поблёскивающие в свете вечерних фонарей. Иващенко заорал от своего бессилия и злости и, пригнувшись, как очумелый, побежал на ту сторону улицы, где прятался Козец с ОМОНом. В эту минуту кто-то схватил его за рукав и повалил на землю. – Товарищ капитан, куда вы! – прокричал Лавренко возле самого его уха. – Вон лейтенант со своими архаровцами метётся! Сейчас всё будет нормально! – Метётся он! Падло! Нормально, говоришь?! – Иващенко вскочил на ноги, отыскал среди «движения» стройную фигуру Козлеца и метнулся к нему. – Что же ты делаешь, тварь?! Они же дети! Они же друг друга убивают! А ты стоишь и яйца чешешь! – капитан схватил не ожидавшего такого поворота событий лейтенанта за полы пиджака и тряс, не переставая. Лавренко, подоспевший за ним следом, пытался отцепить его от Козлеца, но Иващенко только нервно шикал на него и отталкивал локтями. – Будьте уверены, я об этом завтра же доложу начальству! Это переходит всякие границы! Какая дикость, варварство! – орал перепуганный Козлец, схватившись за запястья Иващенко и пытаясь оторвать от себя разъярённого следователя. – Да катись ты, чучело, – Иващенко, наконец, разжал кулаки и отшвырнул скулящего лейтенанта на газон. – Об такое дерьмо даже руки не хочется марать! Он, словно пьяный, развернулся и пошёл по дороге к парку, что-то бормоча себе под нос и широко размахивая руками. Его глаза лихорадочно блуждали по асфальту, пестрившему клочьями одежды, жирными тёмными пятнами, железными банками, стёклами и всякой мелкой ерундой типа болтов и гвоздей. Несколько подростков валялись на полу и тихо стонали. Одним из них оказалась туша, которая чуть не оглушила капитана. Парень полулежал и плакал, тяжело всхлипывая и утирая грязным рукавом лицо. Иващенко прошёл мимо каждого, заглядывая в лица. Луки не было. Капитан тяжел