– Вот ты тормоз, Мелкий, – еле выдавил он. – Чё, ещё никто не просветил? А ты у предков спроси, они тебе расскажут!
– Ещё вопрос, кто кому будет рассказывать! – вставил Сало. – Как, знаете, приходит сын домой вечером после дискотеки, а предки ему и говорят: «Сынок, ты уже взрослый, мы решили, что пришло время с тобой поговорить». Он им: «Опа-на! А я думал – вы глухонемые!»
– Ну, и что здесь смешного? – спокойно сказал Лука. – Грустно!
– О! Спокойно, сейчас будет философия! – присвистнул Чебурек.
– Будь спок, Чеб, я не стану разрушать тебе мозг, тем более что у тебя и так его не много. Прос…
Лука споткнулся на последней фразе, застигнутый врасплох клетчатой юбкой, мелькнувшей из-за ларька. В груди что-то напряглось, разлилось горячей волной, подкатило к горлу и перехватило дыхание. Секунды ожидания показались ему невыносимыми. Он не слышал, как возмущается Чебурек, как Дрон дёргает его за руку, как огонь сигареты обжигает ему пальцы. Юбка вынырнула, проплясала между деревьев и показалась на площади. Это была она. Только сегодня вместо косички у неё на макушке был завязан тугой хвост, который то и дело, как маятник, раскачивался в такт шагов.
– Рот закрой, – громко сказал в самое ухо Дрон, а шёпотом добавил, – мне показалось – или ты и правда того?
– Да, ничё так гёрл, только тощевата, – провожая взглядом девушку, заключил Чебурек.
– Кто бы говорил, – ухмыльнулся Сало.
– А что у неё за хрень на спине? – спросил Мелкий.
– Футляр.
– Что?
– Футляр со скрипкой, скорее всего, – серьёзно заявил Чебурек, – учёная мамзель. Как раз для тебя, философ. Ты будешь ей мозги запудривать, а она тебе на скрипке пиликать.
Лука метнул на товарища многозначительный взгляд, тот поперхнулся и тут же умолк.
Её тонкая фигурка продолжала таять вдали. Парень смотрел ей вслед и впервые в жизни ощущал неописуемую радость, неудержимое стремление к чему-то большому, светлому, необыкновенному. Он не мог объяснить на словах перемену, произошедшую в нём, но точно знал, что эта тоненькая девчонка нужна ему как воздух. Сергею не хотелось делиться своей неожиданной радостью ни с кем. Oн боялся потерять её, омрачить, развеять в обычном каждодневном смысле даже не жизни, а выживания. Он вдруг почувствовал разницу между этими близкими понятиями. И ему – как никогда – захотелось жить.
– Я знаю её. Она ходит в одну музыкалку с моим малым, – сказал Сало. – Я к ней подкатывал, так, несерьёзно, но… Не люблю таких, строит из себя…
– Сало, если тебя девка отшила, это может означать только одно – что она дружит с головой, – засмеялся Дрон.
– Да пошёл ты!
– Ты прав, я пойду к Ленке. Чебурек, ты домой? Или, скорей всего, к…
– Скорей всего, – подхватил брошенную фразу Чебурек, – только без глупостей.
– На том, что ты называешь глупостью, держится весь мир, – улыбнулся Лука, – но ты прав, Андрюху лучше держать подальше от мировой концепции.
– Пизд… – Чебурек сплюнул, – Лука, тебе никто не рассказывал, что бывает, когда у человека много ума?
– Дядюшка Грибоедов говорил, – улыбнулся парень, – но он уже умер, почёт ему и слава.
Чебурек тяжело вздохнул, смачно сплюнул и обратился к Сало:
– Я к Мане. Ты со мной?
– А что там?
– Пожрём у него, хотя тебе это не на пользу.
– Много ты знаешь о пользе. Погнали.
Лука шёл домой. Он то и дело вспоминал развевающуюся на ветру юбку и маятник-хвост. На его счастливом лице застыла лёгкая улыбка, хотя все нутро протестовало, боролось со «злокачественной» радостью. Он, Лука, не такой! Он рассудительный, непоколебимый, крепкий. Это новое состояние разбивало сложившийся ореол строгости, в который он сам себя возвел. И всё это из-за девчонки! Нет, не может быть, он не даст себя разрушить какой-то пигалице. Завтра же он пойдёт к музыкальной школе и увидит её ещё раз! Зачем?! Чтобы убедиться, что она ему не нужна! Лука чувствовал, что обманывает себя, что просто ищет причину новой встречи с Женей. Но лучше обманываться, чем перестать думать о ней. В голове эхом, как на соскочившей пластинке, безостановочно повторялось: Женя, Евгения, Женечка, Женя…