— У себя сидит, — ответил Харламыч уходя. — Мозгуют, как языка брать.
— Пойду-ка и я помозгую с ними. Ты, Наталья, куда?
— Мы в землянку пойдем, чтоб не мешаться.
— Ну, давай. Если языка возьмут, я тебя позову.
— Ладно.
Они пошли по ходу сообщения, который упирался в траншею, черными извивами уходившую вправо и влево. Солдаты в траншеях стояли, негромко переговариваясь, кто-то писал письмо, сидя на корточках, кто вообще спал, завернувшись в плащ-палатку.
— Наташа, вот ты грамотная, я вижу, языки знаешь, скажи мне, — спросила Прохорова. — А что такое эти «белокурые бестии», про которых майор говорил? Это что, люди такие? Вообще словечко это «бестия» что значит? — продолжала расспрашивать Прохорова. — Церковное какое-то, что ли? Простой народ так не говорит.
— Ну да, церковным его тоже назвать можно, — Наталья кивнула головой, — так в некоторых книгах дьявола называли, ну, зверь значит. Вообще слово это латинское, древние римляне говорили на этом языке, на латыни. Слыхала о таких? — она взглянула на Прохорову не без иронии.
— Слыхала, — ответила та неуверенно, сказать «нет» явно не решилась.
— А вообще придумал это выражение философ немецкий Фридрих Ницше. Раньше оно обозначало льва, царя зверей. Ницше перенес это понятие на человека. В общем, сверхлюди такие, которым все нипочем. Арийская нация.
— И они, правда, такие? — Прохорова перешла на шепот. — Ну, сверх…
— Это я не знаю, — Наталья отмахнулась. — Да и откуда им быть сверх? Такие же смертные, как и мы, так же у них семья и дети, и погибать неохота. А то, что внешне они там какие-то, я тоже сомневаюсь. Что ж вся Германия и одни арийцы — в это я тоже не поверю. В общем, такие же арийцы, как и мы с тобой, не надо над этим много голову ломать. Гитлеровские идеологи для того все это и выдумывают, чтоб пугать таких вот, как ты, кто только школу кончил и толком не знает еще ничего о жизни. Что обучены они получше наших, экипированы, вооружение у них отменное, это майор правильно сказал. Так и есть. Но что они смелее наших и терпеливее — в это я не поверю никогда. Да и по внешности тоже, — Наталья чуть скривила губы. — Разве у нас нет мужчин по метр восемьдесят ростом со светлыми волосами и светлыми глазами? Если очень захотеть, не то, что одну дивизию, армию собрать можно. И к ним еще таких, как Турбанберды добавить. Для контраста. Вот будет картина, — она засмеялась. — И живем все вместе, ничего, не ссоримся особенно. Вон Сашка Васильков, комсорг наш при Шумилове, чем не ариец? Новгородский он, волосы светлые, глаза светлые, рост — метр восемьдесят точно будет, даже и побольше. Так что…
— Правда, — в голосе Прохоровой явно послышалось разочарование. — Значит, как все. Ну, слава богу. А то уж я испугалась. Как это я представила — гиганты такие на бронетранспортерах, и все в белом.
— Ну ты с фантазией, Надя, — Наталья рассмеялась. — Мне бы и в голову не пришло. Ничего, если в самом деле к нам «Лейбштандарт» пожаловал, Саша Васильков сюда приедет пропагандистскую работу проводить, так он тебе еще лучше моего расскажет, кто они такие и с чем их едят. Слушай, а темно-то быстро стало, хоть глаз коли. И морозить начинает. Правильно Иванцов майору насчет фонарика напомнил, без фонарика теперь никуда.
Нащупывая руками стены и ногами ступеньки, Наталья спустилась в землянку. Прохорова скатилась за ней.
Внизу едва приметно краснела тоненькая полоска света. Наталья нащупала рукой ручку двери, потянула на себя.
— Быстрее, быстрее закрывайте! — послышался резкий голос санинструкторши Раи.
— Сидят уже, — недовольно пробормотала Прохорова.
Но с темноты Наталья еще не могла увидеть их, глаза ослепли от яркого света. Увидев Наталью, обе женщины хоть и неохотно, но встали. Хоть и женщина, но все-таки офицер.
Но Наталья наслаждаться властью не собиралась.
— Садитесь, девушки, не надо этого. Добрый вечер.
— Тут вам, товарищ лейтенант, Харламыч ужин принес, — произнесла Рая. — И тебе тоже, — последнее высказывание относилось к Прохоровой. — Садитесь с нами.
— Нет, девушки, спасибо, — Наталья покачала головой, — тесновато вчетвером, вы доедайте, а мы потом с Надеждой. Пока пойдем, руки помоем.
Она достала мыло и полотенце.
— Надежда, пошли, на руки польешь, — позвала застывшую на пороге Прохорову. — Что стоишь, как истукан, — добавила шепотом. — Ты не надоедай, и они тебя трогать не будут.
— Что, Михаил, опять за языком пойдет? — услышала она, как спросила Раю вторая санинструкторша, Света.
— Пойдет, — вздохнула та, — боязно мне, просто душа в пятки уходит.