— В этом ты абсолютно прав, — медленно проговорил Терамен, когда молодой воин рассказал, что его тревожит. — Сейчас тебе необходимо как можно быстрее покинуть Афины. Это место пока безопасно, но кто знает, будет ли оно таковым завтра? Ищейки архонта вездесущи, а золото способно заставить заговорить самые молчаливые рты.
— Клянусь Афиной Меднодомной, я чувствую себя не в своей тарелке, — в отчаянии произнес Леонтиск. — Получается, что я использовал ее, когда это было мне необходимо, а теперь, когда ей нужна моя помощь, сбега ю, как последний негодяй. Я не поступил бы так ни с одним человеком, протянувшим мне руку помощи, а эту девушку, помимо всего прочего, я люблю!
— Ни тебе, юный храбрец, ни, увы, мне все равно ничего сейчас не сделать, — сочувственно глядя на Леонтиска, вздохнул Терамен. — Не штурмовать же, в самом деле, особняк архонта! Будем надеяться, что Демолай не решится причинить ей какой-то вред — все-таки она родная его дочь, да к тому же, как я слышал, любимица. Ну, сделают ей строгое внушение, запретят прогулки, может, лишат подарков или безделок. Это, клянусь Олимпом, можно пережить, через месяц все забудется. Да и я, когда горячка утрясется, постараюсь что-нибудь предпринять.
Леонтиск торопливо глотнул из кубка, вытер скользнувшую по подбородку красную струйку, затем упрямо покачал головой.
— Ах, господин Терамен, все равно получается как-то некрасиво, клянусь Меднодомной. Как я буду выглядеть в ее глазах? Если бы я хотя бы попытался…
— Иногда нам приходится выбирать между долгом и зовом сердца, — философски изрек Терамен. — Насколько я знаю, твоим друзьям Эврипонтидам угрожает смертельная опасность. Или ты готов забыть об этом и броситься вызволять возлюбленную из рук ее злобных родственников?
— Нет, нет, — Леонтиск вздохнул, отер рукой лоб. — Я должен немедленно отправляться в Спарту. Но я вернусь. И упаси боги, чтобы Клеомед тронул Эльпинику хоть пальцем! Я его задушу его же собственными кишками!
— Ты так и не поведал мне, — Терамен укоризненно посмотрел на юного воина. — Я хочу услышать всю историю, с самого начала.
Леонтиск, не забывая время от времени отправлять в рот куски дичи и фрукты, начал рассказ с получения отцовского письма, упомянул задание Пирра, подробно остановился на памятном разговоре с отцом, с горечью поведал о злосчастной судьбе Каллика, и завершил повествование первой и второй (неудавшейся и удачной) попытками побега. Терамен внимательно слушал, кивая головой и иногда задавая уточняющие вопросы.
— М-да-а, — протянул он, когда Леонтиск завершил рассказ описанием драматической схватки в подземелье. — Итак, наш дражайший архонт Демолай не гнушается убийством афинских граждан, дабы замести следы. Мой юный друг, похоже на то, что дело действительно серьезное. Этот «альянс »… сдается мне, я что-то уже про него слышал. Не сомневаюсь, кружок сей объединяет весьма серьезные силы. Непримиримый старик Павсаний и молодой волчонок Пирр надоели многим: Агесилая они заставляют нервничать за власть в Спарте, ахейцам препятствуют подминать под себя морскую торговлю и западные острова, македонцам и римлянам мозолят глаза своим непокорством, а всем прочим мешают лебезить перед римлянами.
— И поэтому к ним посылают убийцу! — с пылающими щеками воскликнул Леонтиск. — И не какого-нибудь, а «большого специалиста по неожиданным смертям», как выразился мой родной папочка, чтоб ему пусто было!
— Ну, ну, не стоит неуважительно отзываться о родителе, юноша. Все-таки он дал тебе жизнь и воспитание. И действия его вполне оправданы — с точки зрения человека, не верящего более в свой народ. Не стоит сильно винить его за это, ведь таких людей большинство. Дай этим людям надежду — и они встанут в первую шеренгу. Но пока они хотят просто жить, несмотря на унижения, давление, а порой и просто грабеж со стороны сильных соседей. Эта позиция — следствие сегодняшней реальности, ведь последние столетия Греции действительно дают мало пищи для оптимизма. Изменится реальность — изменится и настроение людей.
— Царевич Пирр часто говорит с нами о том, что для греков возможна другая жизнь. Нас так много, мы умны, упорны, трудолюбивы, наша история помнит славнейшие победы…
Карие глаза Терамена сверкнули и устремились куда-то вдаль.
— Павсаний, старый мой друг, привил сыну эти идеи. Эх, когда мы с ним были молодыми, такими, как вы, как мы мечтали! Мы планировали, как станем работать на этот замысел, как сплотим вокруг себя всех, кому дорога свобода, как будем искоренять — день за днем, год за годом — поселившуюся в душах греков привычку к рабству. В думах мы видели иную Элладу — богатую, цветущую, уважаемую соседями, с крепкой армией, способной дать отпор любому внешнему хищнику. Мы желали грекам счастья и процветания, но греки не поняли, не поддержали нас. И вот теперь, в конце жизни — что же? Павсаний доживает век вдали от родины, я, хоть и в родном городе, отовсюду жду беды.
— Но почему так, господин Терамен? Почему жизнь так несправедлива? — Леонтиск почувствовал, что к горлу поднялся комок горечи.
— Не стоит винить жизнь или судьбу, спрашивать пристало только с себя, — пожал плечами аристократ. — Возможно, мы избрали не те средства для достижения цели, в решительный момент были нерешительны и нетверды в поступках, где-то оперлись на людей, оказавшихся слабыми. Было бы печально сознавать, что жизнь прожита зря, но, клянусь Олимпом, одну вещь мы все же сделали! Мы воспитали сыновей, которые, я гляжу, будут куда как решительнее нас. Ты, Леонтиск, Пирр Эврипонтид, мой Эвполид, ваши товарищи, — вот будущее Греции, ее надежда и ее кровь. Вы, именно вы приведете Грецию к ее битвам, к ее огню, к ее победе!
Эти слова, сказанные уверенным, негромким голосом, прозвучали как пророчество, как откровение бога. Леонтиска переполнили странные возбуждение и восторг, его руки дрожали, а внутренний жар проступил на щеках пунцовыми пятнами. Молодой воин с восхищением смотрел на Терамена, не в силах выговорить ни слова.
Последовала минутная пауза, затем Терамен, вздохнув, произнес:
— Но мы отвлеклись. Давай вернемся теперь к поручению, с которым тебя прислал молодой Эврипонтид. Как я понимаю, речь идет о попытке найти общий язык с Ахейским союзом?
— Царевич желает, чтобы ты, господин Терамен, используя свои связи, намекнул ахейцам, что им не стоит больше считать Эврипонтидов врагами. Нужно дать ахеянам понять, что своих целей те могут добиться не только через Агесилая, но — и даже скорее — если не будут препятствовать возвращению на спартанский трон Павсания. Разумеется, при условии, что римских послов-наблюдателей пригласить забудут.
— Старик готов уступить ахейцам западные воды? — удивленно поднял брови Терамен. — Что-то не верится.
— Главное, как я понимаю, не то, что он сделает, а то, что пообещает. Сейчас, с петлей на шее, Эврипонтиды вынуждены использовать всякую возможность, способную помочь им вернуться на трон.
— Понимаю, — кивнул головой аристократ. — Взяв силу, старина Павсаний заговорит со старыми врагами по-другому. Однако, как бы эти предложения не опоздали. Не сомневаюсь, что высокопоставленные ахейцы играют в раскрытом тобой, Леонтиск, заговоре, не последнюю роль.
— Скорее всего, ты прав. Но…
— Я понял тебя, юноша, и попытаюсь помочь вам в этом деле. Среди стратегов Ахейского союза найдется один-два человека, которые мне кое-чем обязаны. Как только представится возможность, я обстоятельнейше с ними потолкую и попрошу повлиять на стратега Эфиальта. И между делом попытаюсь выяснить относительно этого пресловутого «альянс а» и личности убийцы. Посольство, которое ахейцы посылают в Лакедемон, похоже, будет весьма многочисленным, и негодяю не составит труда в нем затеряться. Твой отец, случаем, не проговорился, по каким признакам его можно опознать?