— Ты оказался прав, дружище Феникс, — ухмыльнулся Лих. — Стороны стали громко и с воодушевлением пускать ветры.
— Главный приз, медную задницу, получают лакедемоняне, — поддакнул, щерясь, Феникс.
— Эгей, поглядите, римляне! — сдавленно произнес откуда-то сзади голос Иона.
Колонна ахеян уже приблизилась к противоположному концу моста, и стало возможным детально рассмотреть тех, кто ее составлял.
В голове процессии на белых, украшенных лентами и золотыми кисточками конях ехали юноши самых знатных семей Коринфа, Сикиона, Аргоса, Мегар, Мегалополя, Элиды и Мессены — семи главных городов Ахейского союза. За ними катились три парадных колесницы, выполненных с изумительным искусством из золоченых досок, скрепленных с помощью серебряных гвоздей. Каждая колесница была запряжена тройкой великолепных коней, каждый отличной от других масти. В центральном экипаже рядом с возницей стояла облаченная в легко узнаваемую римскую тогу фигура. Римлянин, уже немолодой, грузный и прикрывающий обширную лысину лавровым венком, стоял прямо, надменно глядя вперед, над головами приветствующей толпы спартанцев.
— Эх, жаль, Антикрата нет, — сквозь зубы проговорил Лих. — Он бы сразу сказал, что это за гусь.
— Антикрат не нужен, — с деланным спокойствием ответил Эврипонтид. — Я знаю этого сына волчицы. Марк Фульвий Нобилиор, сенатор и консуляр, получивший овацию за поход против испанцев. Он уже бывал в Греции, миротворец недоделанный…
Леонтиск с удивлением посмотрел на царевича, но спрашивать ничего не стал. Вчера, побывав в спальне самого Пирра, смежной с гостиной-экседрой, он обнаружил висящие на стене консульские фасты римской Республики. Рядом была прикреплена подробная карта Италии и прилегающих к ней подвластных римлянам земель — Галлии, Испании, Иллирии и большого участка Срединного моря со всеми островами и куском африканской территории. На полках, стоявших в ногах кровати Пирра, лежали толстые рулоны римских книг, почти сплошь латинские подлинники — труды по географии, военному делу и истории. Афинянин открыл для себя, что наследник трона Эврипонтидов изучает великое государство, которое считает вражеским, куда более тщательно, чем афиширует.
— Быть может, ты и македошку знаешь, командир? — хитро спросил Коршун, покосившись на царевича.
Пирр хмуро посмотрел, скривил рот, отрицательно покачал головой.
— Нет, этого не знаю.
Колесница македонца ехала по правую руку от римской. Посланник царя Кассандра был намного моложе Нобилиора, лет сорока трех-сорока пяти, худощавый и поджарый. На его тонких губах застыла фальшивая доброжелательная улыбка — процессия въезжала на мост.
Третью колесницу, слева от римлянина, занимал верховный стратег Ахейского союза, крупный краснолицый муж с окладистой, завитой персидский манер, бородой. Имя его было Эфиальт, и на протяжении нескольких последних лет он не без таланта управлял самым могучим из греческих союзов городов.
С обеих сторон колесницы сопровождал блестящий конный конвой. Слева это были римские преторианцы, щеголявшие роскошными панцирями и красными султанами шлемов, справа скакали македонские гетайры, в коротких алых плащах, с поднятыми вертикально длинными пиками в руках. За верховными начальниками тянулись рядовые члены посольства, их свита, охрана, женщины и слуги — не менее полутысячи человек. Многие ахейцы, в основном военные, ехали верхом, другие путешествовали в крытых четырехколесных экипажах-дзигонах. Рабы в своем большинстве сидели верхом на ослах, а жены и фаворитки членов коллегии наслаждались дорогой в элегантных, открытых спереди двухколесных каретах-биротах. Одним словом, спартанцам было на что посмотреть — большинство из въезжающих сейчас на мост экипажей в Спарте еще не видели.
Когда голова колонны достигла середины моста, царь Агесилай в сопровождении брата и эфоров вышел вперед и произнес короткую приветственную речь. Пирр и его «спутники» стояли слишком далеко, и до них доносились лишь обрывки слов. Было заметно, однако, что царь обращается в основном к римлянину. Сенатор что-то весьма любезно отвечал, затем пригласил царя к себе на колесницу. Агесилай взошел на возок, встав рядом с римлянином, сопровождение царя присоединилось к почетному эскорту, после чего движение колонны продолжилось. Спартиаты приветствовали гостей криками и рукоплесканиями, бросали им цветы и венки. Среди всей этой радостной суматохи разительно выделялся участок мертвого спокойствия в том месте, где находились сын Павсания и его люди. Они стояли молча и сверлили прибывших «гостей» неприязненными взглядами.
Один из преторианцев, проезжая мимо этого пропитанного враждебностью места, заметил недружелюбные взгляды молодых людей и что-то отрывисто крикнул им по-латыни.
— Сам пошел… — воскликнул не понявший ни слова Феникс, дополнив сие пожелание не оставлявшим ни малейших сомнений неприличным жестом. Римлянин, сдвинув белесые, почти белые, брови, слегка повернул коня, желая заставить наглеца отшатнуться. Но в этот момент сзади из толпы высунулась мощная пятерня Энета и так хлопнула жеребца по крупу, что тот, всхрапнув, скакнул вперед. Едва удержавшийся в седле преторианец, злобно оглянувшись, удалился под злой гогот всей компании.
Впрочем, этот мелкий инцидент остался почти незамеченным. Гости нарядной многоцветной рекой продолжали втекать в город. Леонтиск напрасно буравил их изучающим взглядом. Опознать никогда не виденного убийцу в такой многочисленной толпе было совершенно нереально. Ведомая царем и эфорами колонна гостей медленно продвигалась в сторону Персики, где уже готовы были накрытые для обильного пира столы. Толпа спартанцев следовала за гостями: те, что познатнее, были приглашены принять участие в пире, а простые горожане просто хотели еще немного поглазеть на чужеземцев. Спартанки, любопытные, как все женщины мира, с особенным интересом изучали одежду, прически и кареты увиденных ими ахеянок и тут же принимались обсуждать достоинства и недостатки этих предметов наблюдения, не стесняясь время от времени указывать на них пальцем. Мужчины были сдержаннее, но и они время от времени покачивали головами, увидев ту или иную диковину.
К разочарованию Леонтиска, желавшего разглядеть вновь прибывших получше, царевич категорически отказался идти на совместный с гостями пир, заявив, что с куда большей пользой проведет время, тренируясь в метании копья. Аркесил и Энет тут же с готовностью изъявили желание присоединиться к Пирру в этом занятии, а Тисамен предложил соревнование. Друзья за спиной Пирра обменялись между собой многозначительными взглядами, в которых проскользнуло облегчение. Леонтиск был вынужден признать, что они правы. Неизвестно, какие разговоры и какие славословия в честь Рима и Македонии будут звучать на пиру, и царевич, с его взрывным характером, навряд ли смог бы сдерживать себя в течение целого вечера. Шумный скандал в первый же день прибытия ахейской делегации был бы только на руку Агиадам, а партии Эврипонтидов нанес бы существенный вред. Поэтому лучше держать кошку подальше от голубей, со вздохом подумал Леонтиск, и даже не почувствовал сожаления — почти — когда Пирр и окружающая его свита на одном из поворотов отделились от общего течения толпы. Навстречу им попался советник Эпименид, которого сопровождала дочь — высокая и темноволосая девица лет восемнадцати. На взгляд Леонтиска, она была слегка худовата и слишком серьезна, но было в ней привлекавшее взгляд какое-то внутреннее благородство.
— Похоже, на пир ты не идешь, юноша? — обратился Эпименид к Пирру. — Не скажу, что осуждаю тебя за столь неуважительное отношение к гостям.
— Это не гости, а стая демонов, — блеснул белыми зубами Пирр. — Их нужно обложить хворостом и сжечь, а их обедами кормят! Ты тоже не идешь, дядя Эпименид?
— Пожалуй, нет. Мы с Клеобулидой хотим прогуляться к театру. Несмотря ни на каких ахейцев, там сегодня выступает труппа из Этолии. Было бы нечестно оставить их совсем без зрителей.