— Клеомед, богами тебя заклинаю — замолчи! — простонал Леонтиск. Слезы разъедали ему глаза, подобно уксусу.
— Намотали ему, говорю, на шею эту удавку, — безжалостно повторил хилиарх. — Показалось, вроде толстовата шея — не совпадают буквы. Что делать? Взялись за два конца, я за один, Аристоксен за другой, и начали затягивать. А салажонок возьми и умри посреди эксперимента, все развлечение испортил. Голова у него, почитай, сама отвалилась… Кстати, я только сейчас сообразил — надо ж заняться еще кузнецом, его папиком, может, ты и ему какое заданьице тайное дал?
— Не смей, подонок! Оставь этих людей, они ничего не знают, ни в чем не виноваты! Ничего я ему не говорил!
— А вот это мы и выясним. В пыточной, у Аристоксена…
— Прошу, не надо…
Леонтиск откинулся на стену, медленно съехал по ней спиной, опустил голову на грудь, из последних сил сдерживая клекотавшие в горле рыдания. Клеомед в ответ на это довольно расхохотался.
— Великие боги, да человек ты или чудовище? — раздался от двери возмущенный женский голос. — Мало тебе победы, мало крови? Что ты терзаешь побежденного, точно стервятник?
Леонтиск поднял затуманенный взгляд. У двери стояла высокая стройная девушка, одетая в модную римскую столу. Ее лицо в виде сердечка, обрамленное сложной прической из закрученных в мелкие спирали волос, можно было бы назвать идеально красивым, настолько классически-совершенными были его черты, если бы не маленький, властный, надменно очерченный рот. Сейчас на мраморных щеках девушки выступил румянец, в ее глубоких глазах искрился нешуточный гнев.
Леонтиск, хоть и испытывал сейчас сильнейшие душевные страдания и вряд ли был способен чувствовать что-то еще, вздрогнул, увидев ее, и изумленно прошептал одними губами:
— Эльпиника!
Клеомед обернулся.
— О-о, сестрица! Ведь ты хотела только издалека посмотреть на своего несостоявшегося женишка, насладиться его унижением. А теперь, что же это, жалость проснулась?
— Не твое дело, изверг. Уйди, я хочу поговорить с ним!
Не обращая внимания на сестру, Клеомед обратился непосредственно к Леонтиску:
— Нет, все-таки непостижима душа женская! Вот подтверждение истины, что все бабы — дуры. Мужественные, благородные характеры их не привлекают, они им скучны! А вот если что подленькое, с гнильцой, да еще с соплями, так это пожалуйста — будут любить, страдать и лобком тереться!
Сделав короткий шажок, Эльпиника влепила брату звонкую пощечину.
— Негодяй, ты будешь меня оскорблять? Я все сообщу отцу!
— Да ты что? — гневно вскричал Клеомед, подбегая к решетке (не настолько близко, правда, чтобы узник мог его достать). — Кого ты защищаешь? Не видишь, что ли, во что он превратился? Неблагодарный выродок, изменник! Я говорил тебе, тогда еще говорил, что это низкий человек. И оказался прав!
— Ради богов, Клеомед!
— Клеомед, Клеомед! — заорал хилиарх в бешенстве. — Что — Клеомед? Великая матерь, какая же ты дура! Капризная, избалованная дура! Взять бы ножны, да отхлестать тебя по твоим белым похотливым ляжкам! Все, я ухожу. Оставайся с этим ублюдком, вытри ему сопельки. Мало он тебе тогда горя принес, курица тупоголовая!
С этими словами Клеомед, словно вихрь, промчался к выходу в коридор и исчез в темном проеме, на прощанье оглушительно хлопнув решеткой. Из сумрака донесся его злобный голос, обращенный к Миарму:
— Смотрите в оба. Шкуру спущу, ежели что…
Затопали, удаляясь, резкие, яростные шаги.
Глубокие карие глаза встретились с влажными темными.
— Здравствуй, Леонтиск, — в ее голосе не было сдержанного упрека, только печаль.
— Рад тебя видеть, Эльпиника, — Леонтиску пришлось сделать над собой усилие, чтобы голос не дрожал. — Гм, ты стала еще красивее…
— Теперь ты бы меня не бросил?
Юноша опустил глаза, закусил губу.
— Прости. Ты ведь знаешь… я не мог остаться с тобой, я должен был уехать.
— Помню. Не мог или не хотел, какая теперь разница! Говорят, что время лечит раны, и телесные и душевные. Это правда. Я теперь вспоминаю наши … встречу и расставание без прежней боли.
— Ты, наверное, меня ненавидишь, — это было скорее утверждение, не вопрос. Леонтиск поднял ладонь к щеке. Лицо еще пылало от шквала пережитых эмоций.
— Нет, что ты, — она подошла к самой решетке. — Теперь уже нет, поверь. Мне очень жаль, что так получилось тогда, и, видит великая Покровительница, мне больно видеть тебя здесь. Я не верю тому, что они про тебя говорят…
Леонтиск встряхнул волосами.
— Госпожа, будь осторожнее, не подходи к решетке, — раздался из-за спины Эльпиники скрипучий голос Алкимаха. — Этот тип опасен, клянусь Эриниями. Он только что кинулся на твоего отца, и если бы не я…
Девушка резко обернулась. Мимолетное выражение мягкой задумчивости на ее лице сменилось природным выражением высокомерия.
— Кто позволил тебе, солдат, поучать меня, что мне делать, а что нет? — голос ее, отражаясь от каменных стен, звучал угрожающе.
— Но, госпожа Эльпиника… Он ведь на самом деле…
— Не твоего ума дело, холоп, что делают и как ведут себя господа! — отчеканила Эльпиника. — Выйди вон, знай свое место!
Вслед за звонкими словами последовала столь же звонкая пауза.
— Никак не могу, госпожа, — раздвинувшись в усмешке, тонкие губы Алкимаха обнажили скрывавшиеся за ними острые крысиные зубы. — Твой брат велел не спускать глаз с этого заключенного, ты сама слышала. А господин Клеомед Кимонид, — помимо того, что он твой брат, госпожа, — еще носит звание хилиарха городской стражи. Другими словами, является моим прямым начальником, и я, при всем уважении, не могу ослушаться приказа и оставить твою драгоценную персону наедине с этим ужасным преступником.
— Слишком длинная речь для ничтожества, — с презрением глядя на тощего стража, проронила Эльпиника. — Чего ты хочешь, мерзавец?
— Не понимаю, госпожа? — крысиные глазки подозрительно заблестели.
— Ты отлично понимаешь, о чем я, пройдоха! Мне нужно поговорить с этим человеком спокойно, без твоего зловонного присутствия. Сколько ты хочешь, чтобы пересмотреть свои моральные принципы и на время моей беседы убраться отсюда к демонам?
Лицо Алкимаха перекосила гадкая ухмылка.
— Э… хм… госпожа, лишняя пара-тройка монет никогда не помешает. Мы, стражники, народ бедный: жалованье скудное, другого прибытка никакого нет… Вам, богатым, не понять…
— Авоэ, будет плакаться! — неожиданно для себя Леонтиск заметил, что при этих словах Эльпиника удивительно походила на брата — та же неприятная интонация, такое же высокомерное выражение лица. — Быть по-твоему, доблестный страж: оставишь меня в покое — получишь золотой статер. Иди!
Алкимах не двинулся с места. Эльпиника, уже шагнувшая было к решетке, с удивлением снова обернулась к стражнику.
— Чего тебе еще? Почему ты медлишь? — в голосе девушки зазвучала неподдельная ярость. Судя по всему, она не привыкла к неповиновению.
Алкимах помялся.
— Видишь ли, в чем дело, госпожа, — начал он, нахально глядя ей прямо в глаза. — Мой дед, да будут ему покойно в царстве Аида, научил меня одному очень важному правилу: в любой сделке брать оплату вперед. Сама знаешь, какие сейчас времена — никому нельзя верить…
— Да ты что, хам? — Эльпиника задохнулась от негодования. — Не доверяешь моему слову? Да ты… Забыл, кто я такая? Да я тебя…
Увидев, что негодяй воспринимает ее эмоции без особого страха, Эльпиника мгновенно переменила тактику:
— Клянусь Афиной-Покровительницей, получишь ты свои деньги. Но с собой у меня нет!
— Ну нет так нет! — развел руками Алкимах. Приставив копье к стене, он уселся на лавку и принял позу терпеливого ожидания. Стоявший у двери Миарм при виде такой гениальной и наглой игры товарища разинул от удивления рот.
Положив руки на пояс, Эльпиника с полминуты молча смотрела на невозмутимо ковырявшегося в ногтях Алкимаха.
— Ну, хорошо, — прошипела наконец девушка. — Я схожу за деньгами. Но, клянусь богами, я впервые встречаю такого наглого холопа!