— …Выходит, наш любезный господин Горгил времени зря не теряет. Одно утешает — теперь мы можем точно знать, что он в Спарте, и что-то затевает, — задумчиво произнес царевич, выслушав рассказ Леонтиска и Эвполида. Черные брови Эврипонтида сошлись на переносице, взгляд не отрывался от тощего тела шпиона, лежащего посреди освещенного факелами андрона. «Спутники» сына Павсания, застывшие меж колонн, тоже с ненавистью сверлили глазами труп.
— Увы, теперь в этом можно быть уверенным наверняка, — вздохнул Леонтиск. — Прости, командир, что не смог взять этого пса живым, уж мы бы смогли развязать ему язык…
— Он бы не просто рассказал, кто его послал, а гекзаметром спел бы, паскуда! — зловеще усмехнулся Феникс, сверкнув острыми, как у кота, зубами.
— Ерунда, — отмахнулся Пирр. — Если этот Горгил действительно серьезный организатор, то и люди у него подобраны соответствующие.
— Правда твоя, командир, — кивнул Тисамен. — Теперь бы выяснить, кто этот лазутчик — один из слуг, приехавших вместе с делегацией, или человек альянс а, проживавший в Спарте.
— В любом случае, это не гражданин, — уверенно произнес Лих, сосредоточенно вглядываясь в лицо покойника. — Но, быть может, кто-то из метеков или гипомейионов…
— Кто-нибудь видел его раньше? Поглядите внимательно, — велел Пирр.
«Спутники» царевича подошли поближе, тщательно разглядывая перекошенный смертью лик, но в конце концов все покачали головами.
— То, что мы его не знаем, еще ничего не значит, — покачал головой Тисамен. — Этих торгашей, мастеровых и других гражданских сейчас столько…
— Точно, как собак блохастых, — поддакнул Феникс.
·— Однако одежа на нем не наша, не лаконская, — подметил Аркеси
— Это значит еще меньше, — с досадой махнул рукой Леонтиск. — Клянусь копьем Афины, в Спарте сейчас только молодняк в агеле да не более половины граждан-гоплитов носят лаконские хитоны. А остальные — кто во что горазд.
— Это действительно так, — кивнул Ион. — Все видели, что эфор Анталкид сегодня был в македонской хламиде…
— Дело требует подробного обсуждения, — объявил Пирр. — Идемте все в экседру. Эй, кто-нибудь!
Из-за колонн суетливо вынырнула фигура одного из невольников.
— Офит, убери мертвяка, — рука царевича небрежно указала на распростертое тело. — Запри в кладовой, чтобы собаки или птицы не попортили, он нам еще пригодится.
— Да, господин.
Кивком велев прочим следовать за ним, Пирр прошел в экседру. Гостиная, где верхушка партии Эврипонтидов обыкновенно держала совет, представляла собой прямоугольную комнату средних размеров, одна стена которой была увешана оружием, другую украшали фрески с изображением битвы богов и гигантов. Третью стену занимал полукруглый, выложенный из кубических каменных блоков, очаг с дымоходом. В очаге, треща и плюясь искрами, горели дрова, прогоняя промозглую зимнюю сырость и освещая помещение танцующими красноватыми бликами. Справа виднелась дверь в спальню Пирра.
Царевич и его «спутники» расселись вокруг очага и вернулись к разговору…
— Одним словом, придется искать в двух направлениях, — подытожил Коршун. — Покажем мерзавца сначала ахейцам. Если он прибыл с делегацией, кто-нибудь его да опознает. Если же нет, будем искать среди своих. Я подключу мастеровых из Лимн и Киносуры, у тебя, Тисамен, помнится, был в знакомцах кто-то из мезойских гипомейионов. Ну а если ты сам, командир, скажешь слово старшинам гильдий, что приходят отдать тебе дань почтения, то они весь город вверх дном перевернут, но узнают, откуда этот замухрышка.
— Нужно выйти на его хозяев, а через них — на самого Горгила! — подхватил Леонтиск.
— Хорошо, — кивнул большой головой Пирр. — Поговорю с мастеровыми завтра же, пока этот урод не протух. Не собираюсь долго держать у себя в доме эту падаль.
— Быть может, его над воротами повесить? — с энтузиазмом предложил Феникс. — Чтоб другие поостереглись?
— У меня другое предложение по поводу мертвеца, — Ион сказал это так, что все притихли и поглядели на него. — Друзья, ведь теперь у нас есть доказательство того, что против командира и его отца готовится злодеяние. Вкупе с известием о заговоре, привезенным Леонтиском, у нас есть все основания обратиться к властям.
— Доказательств никаких, — прервал его Коршун. — Историю афиненка с чистой душой назовут бредом сивого мерина, а этот труп… что он доказывает, кроме того, что в Спарте стало одним замухрышкой меньше?
— Погоди, Лих, — поднял ладонь царевич. — Пусть Ион договорит. Что ты предлагаешь? Пойти к Агесилаю?
Пирр избегал называть своего давнего противника царем.
— Ха-ха-ха! — зашелся Феникс. — Ставлю свой застиранный до дыр старый плащ, что Колченогий еще и пеню нам впаяет за убийство!
— Кроме того, совсем не исключено, что эта ночная пташка окажется из людей царя, — мрачно добавил Тисамен.
— Или Рыжего, — кивнул Леонтиск.
— Я хотел послушать Иона, — рыкнул на разошедшихся товарищей Пирр. — Заткнитесь, пусть наш умник скажет.
— Необходимо, я полагаю, официально обратиться к одному из эфоров, — прокашлявшись, произнес Ион. Его щеки запылали — неизвестно, от двусмысленной похвалы царевича, или от сконцентрированного на нем внимания. — Даже если нам сразу не поверят, перспектива все равно концептуально позитивна: проблема будет объявлена, и мы получим моральное право защищаться…
— И убивать незваных ночных визитеров, — в задумчивости добавил Пирр. — Хм, в этом что-то есть. Но к кому из эфоров можно направиться? Что-то не припомню, чтобы кто-то из них был другом моим или отца, особенно подлая гиена Архелай.
— Анталкид тоже отпадает — эта гнида с потрохами продалась римлянам, — это был, конечно, Феникс.
— Еще меньше я доверял бы Гипериду, — произнес Тисамен. Никто не знает, что у этого человека в голове. Как бы он ни использовал полученные от нас сведения, но уж точно не так, как мы ожидаем. Темная личность.
— О, эфор Гиперид! — оскалился Феникс. — Говорят, он отравитель и некрофил.
— И, кроме того, питается трупами младенцев, — усмехнулся Пирр. — Не скажу, что верю этому хоть на ноготь, но отец предостерегал меня иметь дела с этим человеком.
— А старый царь не стал бы говорить просто так, — подвел черту Лих. — Итак, Гиперида отметаем. Остаются двое: Скиф-Полемократ и Фебид, отец Исада.
— Фебид сейчас в чести у Агесилая, — с сомнением произнес Энет. — Исада недавно взяли в Триста, он принес присягу царю…
— В присяге говорится «царям», а не «царю», — резко прервал его Пирр, блеснув глазами. — И Триста обязаны подчиняться отцу не менее чем Агиаду Агесилаю.
Последовала непродолжительная пауза. Все знали, что на деле дело обстоит не так. Номарги-Триста, лучшие из лучших лакедемонских воинов, целиком и полностью были во власти молодого Агиада. Этот факт был причиной непреходящей ревности и раздражения сына Павсания. Пирр как-то обронил при Леонтиске, что если бы его поддержала хотя бы половина номаргов, он в течение месяца вернул бы отцу трон, пройдя напрямую там, где ныне приходится искать десять обходных троп и лазеек.
— Ладно, ладно, замолчали! — раздраженно махнул рукой царевич. — Сам знаю, что все не так, как быть положено. Мы говорили о Фебиде. По моему разумению, это единственный из эфоров, кто придерживается старинных спартанских добродетелей и привержен закону, а не римлянам.
— Согласен, но, клянусь шлемом Афины, верховный жрец Скиф тоже не раб разврата, — хмыкнул Коршун.
— Не забыл ли ты, что Скиф, то есть эфор Полемократ, — один из тех, кто отправил в изгнание моего отца? — сухо спросил Пирр, сверкнув на «спутника» желтыми волчьими глазами.
— Я помню это, командир, — склонил голову Лих. — Но ведь всем известна религиозная одержимость эфора, весьма редкая в наше время, когда в богов истово верят только самые недалекие селяне. А в случае с царем Павсанием рассматривался вопрос о святотатстве…
— Это его, Полемократа, речь на синедрионе вызвала негодование народа против нас и предопределила решение геронтов, — лицо царевича словно окаменело.