– Что ты предлагаешь? Вернуть времена царской России, когда гимназистов стегали? Или как ты говоришь?! «Пристыжали». Меня в детстве, кстати, тоже пристыжали учебником по голове. Но в отличие от тебя я не сильно ностальгирую по старой этике. Насилием ничего не решается.
– Отвечать на оскорбление и удары – это то, что называется насилием?
– Нет, Сергей… Будешь сам оправдываться в суде, раз так яро отстаиваешь свою дурость. Надоело слушать. Я тебе не помощник больше.
– В соответствии с этим законом уже считается правонарушением привлечение ребенка к уборке школьной территории и мытью полов. У ребенка одни права, но обязанностей нет. И отсюда у меня вопрос: в какой момент ребенок должен стать взрослым, если он элементарно не несет никакой ответственности?! Даже за свое поведение, которое ему позволительно в любой фо…
– Решением суда может быть увольнение, штраф и ещё более строгие наказания, – перебил меня директор. – Можешь говорить, что угодно. Но я не уверен, что после данного инцидента ты, Сергей, будешь у нас преподавать.
Я немного вспыхнул, но не показал этого:
– Надеюсь, что мы решим конфликт мирно. Но я пришёл к вам работать педагогом, а не гувернанткой.
24
Настроение было мерзким. Маму не получалось устроить в платную больницу, когда как в государственной не было мест. Но она серьёзно болела, что я видел, несмотря на её внешнюю ретушь. Я не мог выйти на личный контакт с доктором. Сообщения и звонки до него не доходили. Вероятно, сменился номер, о чём он предупреждал на приеме. Ещё он, правда, сказал, что в таком случае я могу обратиться в регистратуру, объяснив ситуацию. Но «К сожалению, мы не даём контактов сотрудников» было в ответ.
Потом инцидент с этой мразью. А теперь оказывается, что меня могут за недостаточную покорность уволить и, хуже того, засудить. Всё валится из рук.
Но это ещё не всё. И когда я проходил мимо угла гимназии спустя пару минут, опустив голову, там стоял квадрат ЕМ. Дверь отворилась, и нувориш вывалился со своим холуем. Не успел я что-то понять, как последний сунул мне в скулу, отчего я упал. «Я захуярю тебя, – стал орать ЕМ мне в лицо. – Я заебошу тебя… Ещё только раз мне про тебя скажут…»
25
– Ума не приложу. Как просто меня уволили!
Пуская клубы дыма, в неврозе прошел влево по балкону.
– А-а-а-а!!!
– Не верится. Как так вдруг я оказался на обочине жизни?! Как???
Прошёл вправо.
– А-а-а-а!!! Из-за одного маленького ничтожества!!!
– Тупик. Гематома под глазом. Стряхнули, как перхоть.
Влево. Я закашлялся.
– Блядство какое, а?! Это даже не пощёчина, они меня прилюдно выпороли до кровоподтёков.. Перед Дариной.. Только с ней начали общаться… Вспоминать не хочу.
Ненависть наслоилась на униженность. И чем больше я чувствовал своё оскорбительное положение, тем сильнее была моя ярость. Я всё более жадно и нервно курил, мельтеша туда-сюда.
– Я опять предоставлен себе. Опять в самом начале.
Вправо.
– Горе не беда. Я не сдамся. Никто меня не лишит человеческого достоинства.
Влево.
– Ничего ты не сможешь.
Вправо.
– Никто меня не раздавит. Слышишь?! Я сделал шаг назад. Но не я откопал топор войны. Мы ещё повоюем!!! (-..-)
26
«Нет, нет, нет, засланный ты наш казачок, Сергей Борисович!!! Мы больше плацдармом для твоих новых прыжков не будем. У нас свои педагоги есть. Да я думаю, что тебя и в другую школу не примут с такой характеристикой – не только в нашу. Только послушай:
«У молодого специалиста не было достаточного педагогического опыта, однако есть основания полагать, что у него нет и базовых данных для преподавательской деятельности. Среди учащихся уважением не пользовался. В отношениях с родителями и обучающимися конфликтен…» И так далее… Но и что?! «Чушь!» Это не мои проблемы. Я к тебе, Сергей Борисович, лучше относилась. Взял и исчез вдруг, а щас пришёл, блудный сын! Знаешь, как говорят: «Гром не грянет, мужик не перекрестится!»… Будь здоровенький, Сергей Борисович!»
Этим и завершились мои длительные поиски работы, на которую, как и сказала моя прошлая директриса, меня никто не хотел брать. Может быть, моё преподавательство и вовсе прекратилось. И эта мысль вызывала свирепство, отсылавшее меня к образам Гриши и его отца. Я был вымотан и озлоблен. Дойдя до дома, в опустошении я упал на диван и закрыл глаза.