В художественной части мы читали стихи. Все было подготовлено. Органист в порядке общественной нагрузки аккомпанировал на гармони прогрессивным песням, специально разученным девчонками. Духота усиливалась. В дверь вдруг ворвался пыльный вихрь.
У нас в программе был еще час для установления дружеских связей с деревенскими ребятами из этой школы, но уже пора было возвращаться.
— Строиться! Пошли.
Небо темнело, с луга гнали коров.
— Быстрей, быстрей! — покрикивали на нас учительницы.
Мы с Весеком и Карчмареком-младшим шли позади. Сразу же за деревней нам повстречалась молочница. Она возвращалась из города, нас не заметила. Поглядывала на небо, заслоняя глаза ладонью, а горб из бидона и вздутой ветром паневы казался тяжелым, как груз предрассудков минувшей эпохи.
Первые капли настигли наших под грушами, а нас — возле стога. Деревня маячила вдалеке за стеной дождя. Дома в ней были крыты соломой или черным гонтом. Страшное черно-синее небо, казалось, вот-вот обвалится. Вода стекала с соломы за шиворот, а молний испугался бы даже слепой музыкант из школьной хрестоматии.
После грозы мы догнали школу на меже. Ребята растянулись длинной, как змея, цепочкой. «Где вы были?» — накинулись на нас учительницы. Межа была узкая, а трава высокая и мокрая. Наши учительницы подоткнули юбки. У двух из них икры были свекольно-красные, деревенские. Серое небо нависло низко над головами. Грязь прилипала к ногам.
Опять мы идем позади всех. Весек начинает валять дурака, передразнивает учительниц, и председателя, и эту молочницу.
— …нынче полями…
— Чего?
— …нынче полями много людей идет.
Художник-реалист
После каникул учительница пришла с перманентом. Карчмарек на нее загляделся.
— Симпатичная, да? — спросил тихонько.
Учительница сказала, что у нее для нас сюрприз, и велела, чтобы двое самых сильных помогли. Через минуту они внесли в класс большой, совершенно плоский пакет. Из-под веревки и бумаги показалась настоящая картина.
— Это для нашего класса.
— Откуда? — спрашивали девчонки.
Учительница только улыбалась:
— Это — чтоб вас приохотить, чтобы вы научились хорошо рисовать карандашом и красками. Красиво, правда?
Некоторые повставали из-за парт.
— Картина эта — реалистическая. Художники-реалисты рисуют жизнь такой, какая она есть. На этой картине мы видим полевые работы. Люди работают в поле. Работают сообща. Усталые, но довольные. Что-то собирают. Кто мне скажет, что — важное для народного хозяйства — собирают с полей?
Девчонки друг через дружку тянули руки, рвались отвечать: «Можно я, можно я?!»
— Я вижу, активность в нашем классе растет, — похвалила учительница и стала указывать пальцем: — Ну, что там они собирают?
— Свеклу!
— Помидоры!
— Лук!
— Картошку копают!
— Молодцы, хорошо. А кто мне скажет, что еще? Махонькие такие, в полосочку, газеты об этом пишут. Что еще собирают с полей?
— Ты, чего еще собирают? — тихонько спрашивал у мальчишек Карчмарек.
— Никто не знает? Ну?
— С полей еще собирают колорадского жука, — ответила Мрочковская полным предложением и уселась, довольная.
— Отличный ответ. Собирают колорадского жука, чтобы не поедал картофель и не снижал показателей. Люди на этой картине как раз собирают колорадского жука. Картина реалистическая. Великолепно написана.
— Я б хотел научиться рисовать, — вздохнул на переменке Карчмарек.
Проходя вечером мимо кинотеатра, мы увидели нашу учительницу с молодым человеком. Волосы у него были длинные, но брюки широкие, не придерешься.
— Это художник-живописец, — сказал Весек. — Я его знаю.
Тем для рисования у художника было хоть отбавляй. На заборах везде висели цветные плакаты, а на нескольких балконах даже лозунги — люди старались показать, какие они сознательные. Это был первый художник-живописец, приехавший в наш город. Относились к нему хорошо. И он носа не задирал.
В конце нашей улицы строили дом. Стены клал отец Духа — старый Дух — с помощниками.
— Как идет работа? — спросил Духа художник-живописец.
— Хорошо идет.
— Мне б хотелось порисовать. Можно?
— Почему нет!
Художники тогда любили каменщиков, а каменщики художников. Живописец расставил мольберт.
— А почему б вам не работать как все, по трое? — спросил он.
— Ну. Нас и есть трое, — ответил Дух, махнув мастерком. — Шурин только еще помогает — четвертый, а то работа срочная.