Катерина замерла в неподвижности перед экраном, чтобы не спугнуть капризную планету, до последнего надеясь, что Лорелея наконец-то передумает и все-таки явит себя миру… Хотя не миру, а ей, только ей… Но нет, чуда так и не случилось.
В рубку идти не возникало никакого желания, хотя Катерина прекрасно понимала, что избежать этого ни за что не получится. Вот-вот начнутся предпосадочные орбитальные маневры, а затем и сама посадка. Всем членам экипажа в этот момент предписано находиться на положенных каждому местах, в мягких противоперегрузочных креслах, пристегнутыми к ним крепкими жесткими ремнями. Однако теперь, находясь так близко от цели, странным образом хотелось оттянуть этот момент как можно дальше, чтобы в полной мере насладиться краткими мгновениями полного одиночества.
Не то, чтобы спутники раздражали. Вовсе нет. Но бывают моменты, когда общество даже самых проверенных и преданных друзей начинает тяготить. Хочется уйти, исчезнуть, затеряться так, чтобы не видеть никого и не слышать. И чтобы тебя никто не видел и не слышал. И чтобы никаких мыслей в голове… достигнуть, наконец, полной гармонии с самим собой. Возникает просто неудержимое желание спрятаться от всех, забиться в какую-нибудь щель, чтобы никто никогда не нашел…
Хоть ненадолго… хоть на мгновение…
Вот как сейчас.
Подобное состояние чем-то напоминает перезагрузку компьютера. Сначала очистить память, убрать оттуда все лишнее, привести систему в исходное состояние… Освободить разум от груза накопившихся проблем. И только потом, по истечении времени, постепенно появляется потребность собраться, наконец, с мыслями, оценить пройденный путь, наметить новую цель в жизни.
Совершенно интимный процесс. И чье-то присутствие в этот момент представляется абсолютно излишним и неуместным.
Так и не дождавшись явления Лорелеи, Катерина отвернулась от экрана и подошла к небольшому возвышению в центре смотровой палубы, напоминавшему свой формой саркофаг.
Криокамера… А под прозрачной верхней крышкой — бесконечно дорогое лицо самого близкого на свете человека… не считая Рона, конечно. Катерине даже казалось, что после всех признаний, сделанных в пещере на Радаманте под прицелом свирепого Пифона, он стал еще ближе. Во всяком случае, теперь между ними не осталось никаких недоговоренностей… ничего такого, что могло бы их развести в разные стороны.
Катерина склонилась над камерой, лишний раз убедившись в том, что состояние Алексея не изменилось в худшую сторону. И в который раз поразилась, насколько он нынешний не похож на себя прежнего.
Узнать когда-то крепкого здорового десантника теперь было непросто. Радиация сделала свое черное дело. Лоб и щеки Алексея приобрели неестественно красный оттенок, их сплошь покрывали крупные бурые пятна, а сильно поредевшие волосы торчали во все стороны нечесаными неопрятными клоками. За каких-то несколько дней сильный, уверенный в себе человек превратился в дряхлого старика, в настоящую развалину… Грустное зрелище. И никаких признаков того, что он вообще жив, даже дыхание на глаз совершенно незаметно.
Впрочем, ничего удивительного. Криокамера и понадобилась как раз для того, чтобы поддерживать жизненные процессы на самом минимальном уровне, замедлять и даже приостанавливать разрушительные последствия лучевого удара. Лежащего в саркофаге человека легко можно было принять за мертвеца, и лишь приборы свидетельствовали о том, что жизнь еще не покинула это тело.
Катерина выпрямилась и долго стояла неподвижно, до крови закусив губу. Как никогда прежде ее одолевали сомнения в том, что она поступила правильно, настояв на отправке Алексея на Лорелею.
«Ведь можно было начать лечение прямо там, на Церере, — думала она. — И не рисковать при этом ни его жизнью, ни жизнями спутников. Наверное, у меня даже получилось бы. Сумела же я поставить на ноги Джошуа в ничуть не менее трагичной ситуации. Вот только есть одно существенное различие. Дядя Леша никогда не имел дело с „видениями на заказ“, поставляемыми присно памятной компанией „Celestial Food“. А значит, инопланетный эликсир подействует на него совершенно другим образом, нежели на меня, Рона и того же Джошуа. Последствия смертельного лучевого удара он, скорее всего, ликвидирует, тут даже спорить не о чем. Инопланетная медицина и впрямь способна творить чудеса, после всего пережитого сомневаться в этом было бы глупо. И для самого дяди Леши этого, вероятно, окажется вполне достаточно. Но только не для меня. Не хочу терять его снова. Пусть не сразу, пусть через двадцать, тридцать, сорок лет, но он неизбежно уйдет, оставив меня одну. Даже думать об этом не могу, такая жертва свыше моих сил… Ты меня слышишь? Не хочу! Извини, дядя Леша, но в этот раз я приняла решение за тебя. Только бы Флар не подвел…»