Наверное, Господь все-таки проклял его за все прегрешения, но Лоркан выжил. Несколько недель провел в горячечном бреду, но постепенно его самочувствие пришло в норму. Лекарь поил его какими-то настоями и говорил, что теперь все будет хорошо. Но он-то знал, что хорошо уже точно не будет. Он выжил лишь благодаря волчьей крови, что теперь течет и в его жилах. Какая ирония! Теперь он один из тех, за кем еще недавно охотился. И, так же как и они, обречен.
Самоубийство - грех, и он не совершит его, как бы ему того не хотелось. Но и среди людей ему теперь места нет. Как только он смог вставать с постели, он целый день провел на коленях в молитве Всевышнему: “Прости меня, Отец небесный, я буду молить тебя о том, чтобы скорее настало время, когда мне можно будет уйти”. До его первой луны оставалось меньше недели и бывший инквизитор поспешил покинуть людные места, в надежде, что там, вдали от всех найдет свой покой.
Инквизитор
Луна была почти полная. О, как он боялся этого полнолуния, но в то же время страстно желал, чтобы оно поскорей наступило. Ведь ничего в этом мире нет страшнее ожидания. Неизвестность сводит с ума. Что его ждет, когда тело изменится под действием дьявольской силы, подчиненной луне? Сможет ли он остаться собой или потеряется навсегда, а его место займет разъяренное чудовище, на которых орден охотился веками? Стать тем, кого так сильно ненавидишь. Хотя нет, ненависти никогда не было. Скорее, чувство долга. Он должен был очистить мир от скверны, от всех ростков зла, посеянных Люцифером назло Господу. Лоркан был уверен, теперь Всевышний отвернется от него. Какое ему дело до очередного дьявольского отродья? Пока не поздно, стоит позаботиться о спасении своей души. Потом от нее может мало что остаться.
Сегодня ему снова снились эти странные сны, будто он бежит по лесу. Во сне он упивался этим бегом, словно ничего лучшего и придумать нельзя. Обман, все обман. Это просыпается разум зверя. Он знает, осталось недолго. Завтра ночью луна полностью нальется. И тогда он уже не сможет противиться ей.
- Милостивый Отец! Прости мне прегрешения мои, - начал бывший инквизитор, опускаясь на колени перед крестом, прибитым на стене домика лесничего, куда он напросился пожить, пока хозяин в отъезде. - Избавь от огня адского, и приведи на небо мою душу, когда она особенно будет нуждаться в милосердии Твоём.
Так горячо Лоркан не молился еще ни разу. Он простоял у распятия до самого рассвета, прося о милосердии и прощении своей души. Это было что-то вроде транса, в который впадают особо истовые Его последователи. Слова сами срывались с губ, сливаясь в единую молитву с тысячей слов. Когда солнце залило комнату своим светом, он почти без сил растянулся на голом полу. Голос хрипел, будто он его сорвал, а, может, так и было, но из последних сил он произнес:
- Аминь…
На душе стало немного спокойнее и он, наконец принял свою участь. Тело, ослабевшее от ночного бдения, не желало слушаться, а ему уже было все равно. Поэтому, отпустив свой разум, он просто провалился во тьму.
Весь день он провел в тревожном сне, где снова бежал по лесу, радуясь запахам. Это был всего лишь сон, но шум листвы, пение птиц, ароматы природы – все казалось таким реальным! Проснулся Лоркан уже под вечер, весь в холодном поту. На сердце снова тяжелым грузом легло ожидание ночи. Сегодня все свершится, и назад пути уже не будет. Хотя его нет уже давно, с тех пор, как сбежавшая осужденная вернулась, чтобы отомстить ему. Сдавив виски, в которых громко стучало, руками, он обреченно рухнул на стул, стоящий рядом. За окном уже темнело, и в голове все чаще проскальзывали трусливые мысли.
- Проклятье… - тихий шепот показался невероятно громким в пустом доме. – Она меня прокляла! ПРОКЛЯЛА!!!
Его крик эхом разносился по окрестностям, но ему было наплевать. Эмоции впервые за столько лет взяли верх над разумом. Он словно обезумел. Хотелось кричать, и он кричал, голосом вымещая бессильную злобу. Проклинал судьбу, хотя никогда не верил в нее. По щекам текли горячие злые слезы, но они же были слезами жалости к самому себе. Истерика закончилась также быстро, как и началась, оставив после себя лишь пустоту и безразличие. Уже поздно что-либо менять. Осталось подождать совсем чуть-чуть и смело встретить свою участь. А потом найти ту, что уготовила ее ему. Она ответит за все.
Судорога скрутила тело совершенно внезапно. Бросив взгляд в открытое окно, он заметил взошедшую луну. Она блестела круглым боком, словно призывая поддаться ее зову и прийти в распахнутые объятья. Злость с новой силой поднялась внутри. Захотелось спрятаться от луны, но это было бы слишком трусливо. Хотя… Он поднялся с кровати с намерением захлопнуть ставни, но очередная судорога прошла по мигом обмякшему телу. Как же больно. Лоркан рухнул на четвереньки там же где и стоял, не в силах двинуться. Ладони саднило от удара, но если бы он их не успел подставить, то было бы гораздо хуже. Новый приступ боли заставил его упасть ничком и закрыть глаза. Разум затянуло кровавой пеленой, пока кости меняли свое положение внутри тела. Где-то на задворках сознания бился ужас от происходящего со ним. Он сопротивлялся как мог, но это было сильнее его, и кожа медленно покрывалась густым темным мехом с серыми подпалинами. Когда боль прошла, он несмело поднялся на дрожащие лапы, отряхиваясь. Когти громко процокали по дереву пола, когда волк двинулся к кровати: там он специально оставил небольшое зеркало. Хотелось увидеть, что же произошло со ним. Опершись на кровать передними лапами, он заглянул в кусочек стекла, обрамленного простой рамкой. Оттуда на него смотрели зеленые нечеловеческие глаза. Из горла тут же вырвался тоскливый вой, быстро разнесшийся на всю округу. Резко отпрыгнув от кровати, он толкнул незапертую дверь, выбираясь из дома. Больше его здесь ничего не держало. Человеческая жизнь ушла в прошлое, и ее не вернуть. Люди его не примут, да и он сам не позволил бы себе вести себя так, как обычно ведут нечистые твари. Притворяясь, обманывая… Зверь внутри уже почуял свободу и звал в лес, навстречу ветру, навстречу луне. Бежать подальше от людей. И в этом он был с ним согласен. Поэтому, завыв на прощание, Лоркан полностью отдался чувствам зверя, быстро устремившегося вглубь леса.