Золото сентября
Блуждают в тумане цари площадей, моргают слепые провидцы. В конюшнях с войны ни следа лошадей, девчонкам давненько за тридцать. Таскают коляски, пакеты, кульки, рисуют лингамы и мангу. Пустеют прилавки от русской тоски. Зачем апельсины и манго, Коль золотом кроет полы и дворы сентябрь по-княжески крепко. Пускай по колодам стучат топоры, в сердцах ни занозы ни щепки, Ни тени угля, ни осколка стекла, ни ноты, оборванной рано. Но в душу - татарская злая стрела - вонзился завет из Корана. Доверюсь тебе, мой господь, мой отец, мой пастырь коров и букашек. В окне деревянном не гаснет светец. Синица не сеет не пашет. И в золоте тонут палаты князей, развалины, рынки, причалы... Из лодки случайный глядит ротозей. Младенца волна укачала...
Волшебник
Шел по городу волшебник, двигал тучи ненароком. Раздавал по рыбке кошкам, каши гречневой сорокам, Сыра крысам, першерону ленту в хвост и хлеба с солью. Старой "Волге" новый тюнинг и шоссейное раздолье. Починил четыре двери, восемь лифтов, эскалатор, Превратил в букеты лилий сто испорченных салатов, Страшный сон Мусы-таксиста скинул в люк и плюнул следом... Погляди, моя родная, легкий ветер пахнет летом. Стайки крокусов веселых разбежались по поляне. К нам на чай императрица непременнейше заглянет. У медведя правнук, знаешь, любопытный и лобастый. Не выносит дур и пьяниц, мажет нянь зубною пастой. У Эмилии именье отобрали за налоги, Я устал сидеть на крыше, сочиняя некрологи. Я соскучился, родная, я глотаю смех как воздух, Я запутался снежинкой в голубых колючих звездах Слово "нежность" из осколков собираю, собираю. Сказки спят на книжных полках, спят в пыли, все ближе к краю. Ты ушла, а я остался, дом сгорел - козел не нужен... Шел волшебник в ритме вальса, моршил нос, предвидел ужин. Раздавал конфеты, плюшки, подводил часы и встречи. В серый шарф с одной заплатой кутал бороду и плечи. Напевал про день рожденья, размышлял - откуда деться И краснел листок кленовый на пальто напротив сердца.
Октябрь да и нет
Ок, октябрь, скажи, куда улетают гуси? Почему в чашке кофе, коньяк и немного грусти, Если просто заваривал чай с лимоном? Почему шум проспектов стерео, а вокзальное соло - моно? Почему подстилая соломку, оказываешься в грязи, В смертной изморози, в ознобе... Разгрызают крутоны снобы. Пахнет хлоркой и карантином. Сен-Мартен притворяется Валентином. Гаснет день с четырех сторон. Том встречается с Джилл в метро У нее в волосах дождинки, А в скетчбуке портрет Короля Неблагих Где только видела их, неистовых и кровавых? Дремлют вороны в парковых вытоптанных дубравах. Отживают свой век трамваи и флюгера. Разживаясь каштанами, детвора Верещит звонко, считает лужи. Ок, октябрь, скажи - когда же наступит "лучше"? Он молчит как рыцарь ордена тишины, Наливает мне чая с медвяным лучом луны, Улыбается и уходит нести конвой. Лориенский проспект засыпает желтой хрусткой листвой. Гуси косплеют чаек, кричат "земля", Маленький парус последнего корабля - клякса белил в тетради. Чудной дымок. Сердце весной украде- Но осень, ок?
Крымские горы
Тропой татарской к вершине мира, где сушь и благость, Чабрец и донник, орлы и козы, любовь моя… В костер бродяги подбросил звезды проказник-август. Жара гуляет от Чатыр-Дага до Ак-Кая. Играют кони, хрипят олени, желтеют груши. От красных ягод такая яркость – в глазах темно. Любой бродяга на этом свете кому-то нужен, Забудут люди – хотя бы богу не все равно. Пошлет пастушку, кувшин, лепешку, кусочек сыра. Осколок неба, голубок белых у родника. В пещере сыро, на камне имя чужого сына – Был партизаном – стал кипарисом, сплетя века. Послушай птицу, ступай на небо, вернись счастливым. Бродяг как прежде ведет друг к другу Чумацкий шлях. …Сады тихонько роняют листья, инжир и сливы. В совином шорохе снова слышится «Бисмиллях»…
Не прощаясь
Осень прячется в карманах, засыпает между рам. Горький запах яблок пьяных, на болотах птичий гам. Золотится паутина, серебрит с утра траву. Недозрелая рябина станет сладкой к Рождеству, Разрумянясь от метели, упадет на белый шелк... В перелеске спорят ели - кто на праздник приглашен. В старом парке дремлют клены - торпись плести венки, Знай - багряная корона панацея от тоски. Как наденешь - позабудешь, попрощаешься легко, Темных вод не взбаламутишь неуверенной рукой. Лег туман. Поднялся ветер. В палисаднике лиса. У забора старый сеттер сонно тявкнул в небеса. Тень звезды остыла в луже. Не отправлено письмо. Рельсы-шпалы, тише-глуше - поезда спешат домой. Спят перроны, спят вокзалы. Свечка плачет на окне. Друг веселый и усталый возвращается ко мне...
Иерусалимский синдром