Сегодня выключили осень. А в Тель-Авиве – 28. Жара, сводящая с ума. Фалафель, глида, шаурма. По Дизенгоф идет богачка, при ней – любовник и собачка. На Тахане опять бардак. Орет таксист «Ани мудаг!». Играют рэггей эфиопы, танцует мэн с косой до попы, При нем герла из «Каракаль». Луна сливается в бокал, Кораблик плавает в корыте… Вы на иврите говорите? Отвечу я на синдарин – такая путаница, блин. Леса, увы, отзолотели. Секрет сработанной постели Забыл беспутный Одиссей. Дорога в Рим спасла гусей - Они летят. А я качаюсь. Жаль, в Тель-Авиве не встречаюсь… Забудь Москву, гуляй один по улице Салах-ад-Дин, Считай кресты, торгуйся в лавках. Твоя судьба у кошки в лапках. Неизлечим – пойми нутром – ерусалимский злой синдром.
Поехали!
Прохладная ласка, белесая пена, причина вовек не бросать якоря. Измена себе – это тоже измена. Неяркое море в конце ноября Бездомные души качает, качает, швыряется галькой в щербатый бетон. Несносная осень – в начале печали, последний билет и купейный вагон, В заляпанных окнах соленое солнце… Курортный перрон, оглушительный свет. Волна за волною на встречу несется: ты наших, хмельных, беспокойных кровей! Шиповник с горы назову сердоликом, примерю листвы амарантовый шелк. Понять ли столичным, усталым, безликим, зачем Бодхидхарма к закату ушел? Зачем нам закаты, разлуки, потери, никчемная старость, бесснежная глушь? Того ли хотели, туда ли летели, сменив ледоставы на воду из луж… Любая вода поднимается в тучи и падает в море круги сотворя. Оставь свои стансы! Что может быть лучше пустынного пляжа в конце октября? Поджарые кошки, несмелые крабы, промокшие ноги, монетка на сча… Невольная воля для сильных и слабых. Письмо без ответа в кармане плаща.
Песнь козлов
Жизнь хороша как прыщ на теле в интимной зоне бытия. Курорт и отпуск пролетели, в шкафу ни платья ни питья. Ковид, молочница, диета, шубейка новая мала… Забудь про долбаное лето и заведи себе козла! Он душный друг, он первый парень, рогат, вонюч и волосат. Очешуительно бездарен, зато амбиций – райский сад. Поет как пьяная ворона, танцует как индийский слон. Как бог богов блюет с балкона в соседский всхоленный газон. Козел сожрет твою капусту, портьеры, скатерть, простыню, Бесценный том Марселя Пруста, «Гламур» и прочую фигню. Вообрази его рубашки, носки и всякое белье Мужские потные замашки, и факин шит и е-моё. Охотный ряд бутылок пива, орда окурков на столе. Козел умеет быть счастливым, пардон, всегда навеселе. Теперь твой дом – каюта ада. Забыты свечи и духи. Друзья пропали – так и надо. Соседи скорбны и тихи. Козел разлегся на диване – целуй, мон шер, люби, плени!... Найди, подруга, швабру в ванне. Потом гони его, гони! Гони по лестнице подъезда, по ошалелому двору. Гони как баба, как невеста, под эгегей и уруру! Отмой балкон, спаси квартиру и бухнись в ванну, чуть дыша! Козел теперь мишень для тира. А жизнь бесспорно хороша. Ты королева разведенок, коктейли пей, кальян дыми… Под дверью, блин, орет котенок: возьми меня, домой возьми!
Море мое
Ты приезжаешь к морю, словно в любимый дом, Носишься вдоль прибоя, орешь «оно голубое», Мочишь носки и пальцы, просишься искупаться, Ищешь рапаний панцирь, жадно вдыхаешь ци. А для моря нет разницы между тобой и синим китом. Море полно корабликов, щупалец и атоллов, Голых полно и каменных, мертвых и снова голых. Море кипит тюленями и истекает рыбами, Лаву вбирает алую и исторгает глыбами. Любит дожди у берега нежные, орхидейные. Любит – летят в Америку лебеди безыдейные, Гуси летят и утицы, смело летят без компаса. Люди, что в небе крутятся, смотрят на них из космоса. Море само. Моментами, мокрыми аргументами, Бешеными штормами, письмами божьей маме делится. Лето денется. Осень сорвется градиной. Все, что нам было дадено – имя, волна, рука. Тропка до маяка – отнято, смыто, сплавлено. Галочка «см. исправлено». …Волны велели кланяться. Бабочка в желтом платьице. Солнце за скалы катится. Прямо на гальку ляг – Море с тобой, земляк!
Московская сказка
Заполночь звуки гаснут. Приходит глушь. Роза на сердце вянет. Немой момент. Ноют подруги: сказочница, Танюш… Выдумай нам свадьбу и хэппи-энд! А у Танюши город в браслетах строк. Рыцарь Арбата снова седлает байк. Бродит по парку строгий единорог. Нянчит царевна мальчика – баю-бай. В ветреном Тропарево живет лиса, Прячет под курткой девять своих хвостов, Ловит прохожих – парень, айда плясать! Парень смеется: едем со мной в Ростов. Будешь тонуть в шампанском, взрывать дискач. Я оплачу тебе сиськи и золотой... Рыжая по проспекту несется вскачь. Парень смеется: телка, куда, постой! …А не вяжись с рыночным духом, мать, Даже лисе нужно разуть глаза! Таня рисует сказку про обнимать. Таня танцует сказку про рассказать. В башне принцесса плачет над курсовой. В замке на Курской бал четырех стихий. По Абельмановской бродит городовой, Скучно штрафует всех, кто писал стихи. В пабе на Бронной разбуженный Дед Мороз Давится виски, чокаясь со стеной. Роза не пахнет розой. Сапожник бос. Ангелы смерти празднуют выходной. Сладко мурлычет кошка у алтаря – Кошке смотреть на бога уже не грех. Ладит Москва зимний земной наряд, Танину сказку носит как оберег. Все будет честно, Таня, пиши, не плачь! Кровь притворится соком, истлеет боль… Город на Пресне начал играть скрипач - Нота протеста, нервное ля бемоль.