Раек
Святой Петр отлучается покурить Оставляя полузакрытую дверцу рая Без присмотра – иди кто хочешь. Заходят редко - Без допроса с пристрастием вроде как несчитово. Предъявляешь список грехов, перечисляешь заслуги, Утверждаешь, что никого, никогда… пару раз и по пьяни, Кто же женится на этакой обезьяне? Брал – так все же берут, врал – так все привирают, Даже в раю, говорят, рыльце кой-у-кого в пушку. Петр пожимает плечами. И распределяет по вере – в рай который каждый построил сам. С очередями за пивом, киношкой на выходных, Новым диваном, гурией-недотрогой, Кабинетом директора очень серьезных дел. Бог присматривает с портрета на стенке, Щурится с хитрецой – То ли Ленин-сан то ли Виктор Цой. Ангелы подбрасывают кошельки в переулки, Следят сурово, чтобы у соседей дохли коровы, Чтобы число семей ограничивалось семью И на всех хватало яблочек и клубники, Бряцают на лирах «Подмосковные берега», Иногда из-за нимбов проглядывают рога… Чудится, что вы! Вот труп врага, Вот Москвабад, взорванный изнутри – Хорошо горит? Райским пламенем, как просили. Смерть остается в силе. Бабе мороженое, старухе опять корыто. Если же дверка тихонечко приоткрыта, В рай пробираются трудяги и рыбаки, Музыканты, нищие, дураки, Кошки вслед за своими вечными девами, Проститутки, рожденные королевами, Санитарки, беженцы, почтальоны, Пехотинцы, артиллеристы, И ты.
…Говорят, если особенно не дурить, То в раю дают выспаться, кофе и покурить…
Прачка
Встали деловито. Плащи надели. Убедились — нет ли креста на теле И улетели. Я никто. Я просто стирала белье в борделе, Выметала спальни, трясла перины, Подавала фиги и мандарины, Утирала слезы тишком в каморке, Запасала крысам по хлебной корке. Слушала, о чем говорят девицы - Эрифиле хочется отравиться, У Йохевед грудь красивей и выше, У Мелены пояс погрызли мыши, У Бат-Шевы книжник — неплохо платит, К Шавуот обещает, что купит платье. Маленькая флейта выводит трели. Я белье стирала. Они старели, Больше ели, чаще звенели медью. Исчезали одни. Появлялись другие, третьи. А мужчины годами ходили те же - Крысобои, священники и невежи, Палачи, виноградари, хлебодары. Если брать по монетке с носа, не хватит тары. Притворялись веселыми, лгали, пили, Забирали девок, кого купили, Дрались смертно, красным вином блевали, Их потом уносили на покрывале. Я жалела всех — истово, как умела. Не словами — с юности онемела. Подносила воду, вино и масло, Прибавляла свеч — ни одна не гасла. Чистила сандалии и хитоны, В бубен била тихо и монотонно. А когда Он пришел — как бродяга, один из многих, Я дала воды, а после омыла ноги И отерла рыжими волосами. В храме фарисеи поют "Осанна". В Риме кесарь пишет, кряхтя, приказы. И умрет к Сатурналиям, от проказы. В Иудее пахнет кровавым бунтом. Я исчезну. Стану святой как будто, А на самом деле отправлюсь следом - Наплевать, к величию или бедам. Я никто. Ничтожней любой букашки. Но должен же им кто-то стирать рубашки...
Капля лета
Августейшие напевы - Мед на пальцах и губах. Босоножки-королевы, Солнце справа, море слева, Скачут яблоки — бабах!
Пахнет палым, пахнет прелым, Хлебом, хлевом, холодком, Поцелуем неумелым. Детвора рисует мелом Клетки-классики... По ком
Распустился колокольчик У открытого окна? Дни короче, ночи горче. На змею напали корчи - Шкура старая видна.
Поезда спешат в столицы, Самолеты к северам. Капля лета еле длится И затягивает лица Паутина между рам...
Чай-чай
Положу в необычайник звездной пыли два зерна, Снов веселых и печальных. Пусть поднимется со дна Муть, в которой заплутают все ненужные слова, И останется простая сказка – только наливай. Сладко пахнет придорожник, притомленный кипятком. Я принцесса, ты сапожник, башмаков своих заложник, Нахватался смыслов ложных, не жалеешь ни о ком. Дуракам Закон не писан – ветхий, новый, все одно На сто лет уснет Алиса, раскрутив веретено, Что случится то случится, принц родится к январю, Унесет его волчица прочь от жадин и ворюг, Славно вырастит в пещере, меж надежных серых стен, На врагов клыки ощерив… Буль – и чайник опустел. У костра рассвет встречаю, грею воду на века. Заварю необычаю — чуда в чашке два глотка :)
Беспамятство
я забываю здешний мир по крошке, по зерну. ведут на бой, зовут на пир - а я тону, тону.
брожу по улицам чужим. потоками влеком. как будто спал. как будто жил. и тосковал — о ком?
кто заложил дверной проем, связал бечевки троп? откуда в городе моем высотки и метро?
какого цвета на столе душистый яркий фрукт? зачем живут сто двадцать лет и ежедневно врут?