Теперь, однако, Робин заставила себя сделать внимательное лицо и, если он терял решимость, подбадривала его кивком или жестом.
— Хоть я и не имею влиятельных друзей на службе, мой послужной список позволяет надеяться, что я никогда не получу назначения с половинным жалованьем, и, пусть это и звучит нескромно, могу с уверенностью ожидать, что еще до пятидесяти лет подниму собственный брейд-вымпел.
Это было так похоже на него строить планы на двадцать пять лет вперед. Робин с трудом удалось скрыть раздражение, она предпочитала жить в настоящем или по крайней мере в ближайшем обозримом будущем.
— Должен заметить, что жена адмирала занимает высокое общественное положение, — спокойно продолжал Кодрингтон, и ее раздражение разгоралось сильнее. Положение в обществе было тем, что Робин всегда стремилась завоевать — не как жена адмирала, а как борец с работорговлей, отважный первопроходец в тропической медицине, автор интереснейших книг о путешествиях по Африке.
Она не могла больше сдерживаться, но голос ее был ласков и застенчив:
— Женщина может одновременно быть и женой, и делать собственную карьеру.
Клинтон сурово выпрямился.
— Место жены — дома, — отчеканил он.
Робин открыла рот, потом медленно закрыла. Она понимала, что ее слабость играет ей на руку.
Клинтон продолжал, ободренный ее молчанием:
— Для начала маленький уютный домик на берегу гавани в Портсмуте. Конечно, когда появятся дети, придется искать более подходящее жилище…
— Вы хотите иметь много детей? — все так же ласково спросила она, но щеки ее зарумянились.
— О да, разумеется. По одному в год.
Робин вспомнила неряшливых бледных женщин, с которыми работала: отпрыски висели у них на груди, на руках и ногах, и еще один ребенок непременно сидел в животе. Она вздрогнула, и Клинтон сразу забеспокоился:
— Вам холодно?
— Нет, нет, пожалуйста, продолжайте.
Робин почувствовала себя загнанной в угол и не в первый раз с обидой подумала о роли, которую навязывал ей ее пол.
— Мисс Баллантайн… доктор Баллантайн… я хочу сказать… вы окажете мне великую честь, если согласитесь стать моей женой.
Когда желанный миг наконец настал, оказалось, что она не знает, что сказать, и смущение ее было неподдельным.
— Капитан Кодрингтон, это так неожиданно…
— Не понимаю почему. Я не скрываю своего восхищения вами, а в тот день вы дали мне понять… — Он заколебался и торопливо закончил: — Вы даже позволили мне вас обнять.
Внезапно ей ужасно захотелось от души рассмеяться — если бы он знал, какие планы она с ним связывает! — но Робин с торжественным лицом переменила тему.
— Когда мы сможем пожениться? — спросила она.
— Ну, когда я вернусь в…
— В Занзибаре есть британский консул, а вы направляетесь именно туда, не так ли? — быстро перебила Робин. — Он может совершить церемонию.
Лицо капитана медленно осветилось глубокой радостью.
— О мисс Баллантайн, неужели это значит… могу ли я считать… — Он сделал шаг к ней, и мисс Баллантайн, ярко представив крошечный домик в Портсмуте, битком набитый маленькими светловолосыми копиями Клинтона Кодрингтона, торопливо шагнула назад и продолжила:
— Мне нужно подумать.
Капитан остановился, улыбка слетела с губ, и он грустно произнес:
— Разумеется.
— Это означало бы перемену всей моей жизни, крушение всех планов. Экспедиция — с ней так много связано.
— Я готов ждать год, а если понадобится, и больше. До конца экспедиции, столько, сколько вы пожелаете, — искренне говорил он, и у нее внутри что-то затрепетало.
— Нет, я говорю о нескольких днях, только и всего. — Робин положила руку на его запястье. — Я дам ответ до того, как мы достигнем Келимане. Обещаю вам.
Шейх Юсуф беспокоился. Уже восемь дней большая дхоу неподвижно стояла в пределах видимости берега, а единственный огромный латинский парус безжизненно повис на длинной рее. Днем море было бархатисто-гладким, а долгими безлунными, безветренными ночами пылало фосфорическим пламенем.
Штиль был полный, по поверхности не пробегала ни малейшая рябь. Дхоу стояла не шелохнувшись, словно на твердой земле.
Шейху принадлежала небольшая флотилия торговых судов, уже лет сорок бороздившая Индийский океан. Он досконально знал каждый островок, каждый мыс и все шутки, которые играют с ними приливы. Знал он и великие пути, проложенные по океану течениями, — так почтовый кучер знает каждый поворот и колдобину на дороге между станциями. Шейх мог ходить по ним без компаса и секстанта, преодолевать тысячи километров в открытом океане, ориентируясь только по небесным светилам, и безошибочно достичь великого Африканского Рога или побережья Индии и вернуться обратно на остров Занзибар.