«Кадиллак» с откидным верхом мчится по пустыне штата Невада, поднимая облака пыли.
— Как пишется музыка к фильму? — кричит Анни Жирардо, чтобы перекрыть гул мотора.
— Это несложно, — с торжествующей улыбкой отвечает Жан Поль Бельмондо, — для вестерна, например, ты начинаешь с того, что вводишь скрипки. Выдерживаешь звучание струнных, понимаешь…
— Угу. А потом?
— Потом ты вводишь духовые. Они звучат неритмично и напряженно. Далее — литавры. Чтобы создать угрожающую атмосферу. Ты меня слушаешь?
— Слушаю. А дальше?
Громкий хохот Жана Поля.
— Дальше? Нападают индейцы.
Едва он произнес эти слова, как, выскочив из-за каждого холма, орды украшенных перьями всадников с воинственно раскрашенными лицами бросаются в погоню за «Кадиллаком».
— Я непременно должен познакомить тебя с Жаном Полем, — заявил мне Александр Мнушкин.
— Мы уже знакомы, — ответил я, вспомнив о той уже далекой эпохе скопитонов, эпохе, когда я снял для «Юнифранс» кинопортрет актера.
Жан Поль Бельмондо совсем недавно снялся вместе с Катрин Денёв в фильме «Сирена с «Миссисипи» под руководством Франсуа Трюффо. Полупровал. Мнушкин считает, что на этом этапе его и моей карьеры наше сотрудничество настоятельно необходимо. Я не знаю, необходимо ли оно, но такое сотрудничество приводит меня в восторг. Что касается Жана Поля, то он очарован новой встречей с Анни Жирардо, бывшей соученицей по Высшему театральному училищу. У них одинаковый юмор, одинаковая манера расслабляться, валяя дурака между двумя съемками.
Сюжет «Человека, который мне нравится» рассказывает о пишущем музыку к кинофильмам композиторе, который переживает в Соединенных Штатах недельное любовное приключение с одной актрисой. Сюжет простой, напоминающий сюжет фильма «Жить, чтобы жить». Всем любовным историям следовало бы продолжаться не больше недели.
Именно так можно было бы резюмировать смысл фильма. Эта простая история содержит достаточно богатый материал, чтобы сделать из него удачную полнометражную картину. Мы пересекаем шесть американских штатов и снимаем эпизод с «Кадиллаком», который преследуют индейцы в фантастическом пейзаже Долины памятников, исторического места вестерна. Во время этой американской авантюры все очень много смеялись. Особенно во время безумно комичной сцены между Жаном Полем и Анни, которую я снимал в закусочной. Их бурное веселье заразительно. Я надеюсь, что оно останется таким же и для будущих зрителей. Нам весело и после съемок. В Новом Орлеане нас с Жаном Полем пригласили на официальное вручение ключей от города. Мэр и именитые граждане друг за другом берут слово, следует череда нескончаемых речей. Жан Поль и я начинаем сознавать, что время тянется долго. Слишком долго. Заговорщически перемигнувшись, мы решаем незаметно улизнуть. Мы проскальзываем под стол и… на четвереньках выбираемся из зала.
Зрителям фильма предстоит задать себе вопрос: «Вернется ли Жан Поль в финале к своей законной жене или приедет на свидание, назначенное Анни в аэропорту Ниццы?» Я не дал ответа моим артистам, которые мне доверились. Должен признаться, что пока я и сам его не знаю. В конце съемок я ставлю сцену, когда Анни в аэропорту смотрит, как из самолета выходят все пассажиры, до последнего. Тогда она понимает, что он не прилетит и что их любви пришел конец. Вся сцена «разыгрывается» на лице Анни Жирардо. Будучи удивительной актрисой, она дарит мне такие волнующие мгновения, что подобный финал возникает сам собой.
Фильм не нашел своей публики. Все — не очень многочисленные — зрители запомнили эпизод с «Кадиллаком», за которым гонятся индейцы. Но, к сожалению, почти ничего больше.
Может быть, они не поверили в пару Бельмондо—Жирардо. Однако именно потому, что оба они, кажется, созданы для того, чтобы быть друзьями, а не любовниками, мне очень хотелось их соединить. И потом, рискнув быть самокритичным, должен сказать, что во время той эйфории, в какой я пребывал во время съемок этого фильма, я позволил этой стране, всегда навевавшей мне мечты, просто поглотить меня. И слишком поздно заметил, что страна-то и украла главную роль у двух моих главных исполнителей. Мне хотелось путешествовать. Путешествовать с камерой на плече, что для меня единственный способ проводить отпуск. Поэтому я и сделал отпускной фильм, который смотрится не без приятности, но «рассыпается». Небрежность с моей стороны? Недостаточность работы? Без сомнения. Чтобы быть совершенно честным перед самим собой, я вынужден признать, что чуть больше, чем следует, веселился на этой съемке и недостаточно проработал сценарий. Но прекраснейший в мире ландшафт никогда не заменит серьезного сценария. Что ж, это я понял.
— Вы можете мне сказать, в каком свете господин Лелуш намерен представить мою страну? — спрашивает шах Ирана, который заказал нам коллективный фильм, чтобы торжественно запечатлеть предстоящие торжества по случаю 2500-летия Персидского царства.
Дело серьезное: речь идет об образе страны.
— Послушайте, дорогой шах, — невозмутимо отвечает Шарло, — не ломайте вы себе голову. Потому что я могу вам точно гарантировать одно: фильм обойдет весь мир. Вас это устраивает?
Его императорское величество поднимает брови, в чем присутствующие, похоже, улавливают проявление раздражения. В воздухе повеяло смертными приговорами. Шарло остается невозмутимо спокоен. И поскольку он не имеет ни малейшего представления о моем сценарии, то не терпящим возражения тоном заключает:
— Вы выбрали Лелуша, браво!
Эту сцену мне перескажут позднее. Я не волновался. С самого начала я понимал, что в компании «Фильмы 13» Шарло единственный человек, способный очаровать шаха Ирана. От меня лишь требовалось выяснить, говорит ли его величество по-французски. Получив утвердительный ответ, я без колебаний отправил к нему Шарля Жерара. Похоже, шаха, сперва несколько озадаченного этим персонажем, встреча очень сильно позабавила, чего с ним уже давно не случалось. Правда, никто не осмеливался разговаривать с ним в таком тоне. Вероятно, прославленный Мохаммед Реза Пехлеви был бы шокирован, узнав, что для Шарло Иран сводится лишь к одному: к икре. В течение трех недель, что продолжалась съемка этого фильма (кстати, он был сделан Клодом Пиното, а я был только контролером), Шарло питался исключительно этим царским кушаньем. У него это стало настоящим наваждением, и он без конца твердил Пиното: «Ты не забудешь эпизод про икру?»
Шарло добился иранского контракта точно так же, как и других. В компании «Фильмы 13» он быстро сделался незаменимым человеком. Я поручил ему заниматься всеми заказными фильмами, документальными или рекламными, которые, не принося нам славы, дают возможность подрабатывать. Обладающий редкими деловыми качествами, заключающий слывущие невозможными сделки, он в последнюю минуту обходит самых блестящих конкурентов. В безумных операциях с недвижимостью, которые я вместе с тем предпринимаю (хотя они всегда крутятся вокруг кино), он — мое тайное оружие. Оружие, которое я использую, когда исчерпываю все доводы. А у Шарло есть лишь один довод: «Все уладится!» Мы ему верим, и мы правы. В чем его секрет? Шарло принадлежит к тем редким людям, что способны договориться с любым. Он никому не дает оценок, никому не устраивает экзаменов, в партнере он видит только положительное, не затрудняя себя ничем отрицательным. И потом, он успокаивает. Шарло из тех друзей, с кем можно себе позволить быть естественным, говорить глупости, не боясь, что тебя осудят. Подобное вдохновение мне кажется необходимым. Именно так, я часто в этом убеждался, рождаются лучшие идеи, внезапные озарения. Без подготовки. На съемке Шарло обладает даром одним своим присутствием создавать дружескую и непринужденную атмосферу, с одинаковой легкостью становясь другом рабочего сцены и кинозвезды. Более того, ему присущи актерские таланты, и было бы жаль, если бы их лишились мои фильмы. Я решаю снять Шарло в фильме «Хулиган».