Это был отчаянный ход. Игорь прекрасно понимал, что бросает внука в пасть к другой хищнице. Но у Мэри, в отличие от его семьи, не было желания сломать Люциуса. Ей нужен был инструмент, заложник, рычаг давления на Генриетту, а из такого положения уже можно было торговаться. Можно было учиться. Можно было… стать на равных.
Именно потому, когда его внук встретился с Мэри, он появился, прекрасно понимая, что дороги назад в фамильное поместье у него уже не будет. Он добровольно решил стать Кошмаром, отказаться от семьи, чтобы дать своему внуку призрачный шанс.
И именно поэтому Игорь сказал:
— Мы согласны, — когда Мэри захотела взять его внука в ученики.
Он сам хотел ее об этом просить, а потому все сложилось крайне удачно. Он с облегчением посмотрел на ошеломлённого Люциуса, на торжествующую Мэри, которая еще не знала во что ввязалась, насколько род Бальтазар на самом деле безумен. Игорь знал, а потому даже словом не обмолвился о планах своей внучки, иначе бы их просто погнали взашей, даже не смотря на все их давние отношения.
Впервые за долгие десятилетия после смерти Игорь ощутил покой, он уже был готов уйти, покинуть этот мир, но прежде он убедится, что с Люциусом все будет хорошо. Тьма слишком въелась в род Бальтазар, пришло время дать место и свету…
Дверь в капитанскую каюту захлопнулась за мной с глухим стуком. Воздух в ней пах старым деревом, морской солью и едва уловимым запахом тлена, исходящим от подгнившей обивки мебели. Впрочем, едва ли я вообще обратил внимание на обстановку вокруг, мои мысли были заняты попыткой понять, что вообще происходит.
А потому я резко развернулся к призраку, который бесшумно парил в центре каюты.
— Что всё это значит? — мои слова прозвучали тихо, но с отчетливой угрозой.
Рука сама собой потянулась к корешку гримуара на поясе. Магия подчинения ещё не выветрилась до конца. Хватило бы её, чтобы в очередной раз изгнать деда? Или хотя бы заставить его говорить?
— Ты вот таким образом решил от меня избавиться? Сдать с рук на руки первой же сильной ведьме, как обузу? — продолжил я негодовать, пытаясь разгадать план деда.
Прозрачные черты деда исказила гримаса, в которой было и раздражение, и усталость, и что-то ещё, чего я не мог понять.
— Избавиться? — фыркнул он. — Если бы я хотел от тебя избавиться, то я бы задушил тебя во сне. Нет Люциус, все далеко не так, как тебе может казаться, — невесело хмыкнул он. — Я хочу дать тебе шанс…
— Шанс на что? — со злостью в голосе перебиваю его, делая шаг вперёд. — Стать её собачкой? Моего возвращения ждет сестра, я не собираюсь здесь задерживаться…
— Шанс начать думать своей головой! — вдруг рявкнул он, и его голос на миг обрёл былую мощь, заставив содрогнуться стены каюты. — Чтобы не стать марионеткой в чужих руках! Да, в руках Мэри ты тоже будешь пешкой! Но у тебя появится пространство для манёвра! Знания, которые Генриетта никогда тебе не даст! Сила, которую она боится! Ты думаешь, что план сестры — это просто сделать тебя сильным? Нет! Сделать послушным клинком в её руке! Она действительно тебя любит… но ее любовь несет только смерть!
Слова деда были правдой, я чувствовал это, но мне отчаянно не хотелось в это верить. Только сестра меня всегда поддерживала, только она ко мне проявляла искренние чувства. Но именно в этот момент я ощутил тончайшую, едва заметную нить. Она тянулась от моей груди, от того самого зарождающегося источника света, к призрачной сущности Деда. Зарождающиеся нити дружбы, дед мне не врал, он действительно обо мне беспокоился.
От мысли, что для сестры я мог быть всего лишь инструментом… я вздрогнул, словно обжегшись. Дед тоже замолчал, ощутив, должно быть, мое скрытое отчаяние. Я не мог это все больше слушать. Слишком много всего обрушилось на меня за один день.
— Мне нужно подумать, — проскрежетал я сквозь стиснутые зубы, отворачиваясь к выходу.
Выйдя на палубу, я задержал свой взгляд на нависающим белым шпилем, так похожим на маяк. Гоблины, увидев моё лицо, шарахнулись в стороны, забившись кто куда. Я прошёл мимо них, к самому носу корабля, и вцепился пальцами в обледенелые поручни.
Впереди пульсировал чужой источник силы. Силы моей возможной наставницы, конечно, если я вообще соглашусь на предложение деда. Он был огромным, ярким и безразличным, как прожектор маяка, которому нет дела до мотыльков, сгорающих в его луче. Это был безумный день. И он ещё не закончился. Мне предстояло встретиться с главным моим страхом. И я уже догадывался, каким он будет. Я был с ним знаком слишком хорошо.