Внешний грохот сражения мгновенно стих, сменившись гнетущей, звенящей тишиной. Никс очутилась не в клубке мышц и чешуи, а в бесконечном, пустынном тронном зале. Пол, стены, высокие стрельчатые своды, всё было высечено из идеального, кроваво-красного рубина. Это был замок Красной Королевы.
В конце зала на троне из чёрного обсидиана восседала Генриетта. Её теневая ипостась. Холодная, прекрасная и безжалостная. Её глаза были устремлены в пустоту перед собой, где в мареве отражалась битва Люциуса. На её губах играла лёгкая улыбка, но в ней читалось леденящее душу удовлетворение.
— Сражайся, мой мальчик, — её голос был сладким ядом. — Умри красиво, пытаясь стать сильным… Это лучше, чем предать нашу семью. Лучше умереть моим оружием, чем стать чьим-то ещё.
Любовь могла быть разрушительной. Никс лишь поморщилась, увидев сию картину, бесшумно двинувшись дальше, пройдя мимо замерших стражников-карт. Её целью была не королева, а сокровищница этого кошмара. Страхи нелогичны, но у них всегда есть изъян.
— Мряяя, глупый птенчик, позволил любви стать страхом, — покачала она головой.
Когда-то она развеяла бы этот страх одним желанием, но то время прошло, она утратила былую силу…
Род Бальтазар был древнее, чем можно было подумать. Один из их предков приветствовал первого Великого Волшебника, принеся тому дары. Никс стала ответным подарком, когда в гордости попыталась убить «жалкого человечишку». Старые боги пали, а её оставили в живых, сделав игрушкой. С тех пор она бродит в тенях этого рода, мечтая отомстить.
— Старые боги пали жертвами своей гордыни, — тихо произнесла Никс. — Но даже тень былого величия может воскреснуть.
Она проскочила между двух охранников. Впереди была сокровищница. Украсть ценность едва ли не получится, но можно на него взглянуть краем глаза…
В самом сердце гидры Никс увидела… потрёпанную чёрно-белую фотографию. На ней виднелось семейство Бальтазар. Темноволосый мужчина во фраке, у его ноги юная Генриетта. Рядом светловолосая женщина с ребёнком на руках. Эта фотография была сердцем страха. Люциус боялся потерять самое дорогое — семью.
— Самюэль, — с горечью обратилась Никс к фотографии. — Грязный предатель. Стоило оно того? Я перенесла твой особняк на Луну, а ты… сбежал к этой патаскухе, бросив меня снова одну…
С горечью покачав головой, Никс растворилась в тенях. Свою часть сделки она выполнила.
— И всё же птенчик так похож на отца, — прозвучали её последние слова перед тем, как она окончательно растворилась в тенях. — Лишь эти желтые волосы портят весь его вид…
Корабль трясло от близкого взрыва. Мы продолжали крутиться вокруг Гидры, отвлекая ее внимание. Гоблины, с веселым визгом, вцепившись в доски корабля и пушки, старались не улететь вниз. Я же держался за штурвал, порадовшись за то, что отнес Сонми в капитанскую каюту. Мой первый враг не погибнет вот так, сгинув в Бездне, только от моей руки!
Меж тем в моей голове роились различные мысли. Глядя на свой страх, я отчетливо понял, что не смог бы его уничтожить даже, если бы захотел. Гидра слишком сильна. Сила не берется из ничего, закон сохранения энергии работает даже в тени. Что это значит? Что мой страх откуда-то еще получил силу. Это заставило меня хмуриться, строить различные теории.
Что вообще такое магия тьмы? Есть множество версий, но мне нравится, как ее объяснил Шредингер. Представьте себе, что на грани реальности зияет Квантовая Бездна. Причем это не просто разлом в пространстве, а рана в ткани мироздания, место, где законы причинности теряли силу, уступая место кошмару чистого потенциала.
Маги-теоретики утверждали, что Бездна — это вечно длящийся акт коллапса волновой функции, макроскопический парадокс, обретший плоть. В её эпицентре, за туманной пеленой псевдосуществования, пульсировала невыраженная вероятность. Одновременно всё и ничто. Вечный хаос возможностей, так и не определившихся с формой. Она была полна всеми мыслимыми и немыслимыми кошмарами, каждый из которых был столь же реален, сколь и иллюзорен, пока на него не падал взгляд наблюдателя.
Именно этим и пользовались те, кого в простонародье звали чернокнижниками. Маг, чей разум был укреплён безумием или непреклонной волей, вглядывался в хаос и силой желания заставлял его коллапсировать в нужную ему форму.
Хотел ли он призвать нежить, жалкую пародию на жизнь? Его сознание выхватывало из суперпозиции нужный образ, и проецировало его на прах, заставляя кости и пепел принимать нужную форму. Нужна ли была порча? Ведьмы находил в Бездне вероятность распада и болезней и накладывали это состояние на жертву, чье тело начинало одновременно и быть здоровым, и разлагаться заживо.