Но за всё приходится платить. Чем сильнее темная магия, тем больше вероятность, что эхо от творимой магии изменит и самого мага. В этом смысле источник света был куда предсказуемее, стабильнее.
Некоторые светлые маги даже утверждали, что чем больше умов знало о существовании Тьмы, тем стабильнее она становилась. Отчего они утверждали, что коллективное бессознательное наблюдение миллионов могло однажды заставить её коллапсировать не по воле хаоса, а по воле людей, тем самым породив всемогущее существо, которое станет концом для всего сущего…
Мои размышления прервала тень, что сгустилась у моих ног, и из неё, словно из воды, выплыла знакомая чёрная кошка.
— Ну? — выдохнул я, едва удерживая штурвал под новым залпом Гидры. — Говори! Что ты нашла?
Никс грациозно запрыгнула мне на плечо, и её голос прозвучал прямо в ухе, заглушая грохот битвы:
— Внутри этого зверя, там… целый замок. В самом же центре находится тронный зал, и на троне том сидит твоя сестра, — поведала она.
По спине пробежал ледяной холод. Я знал, что все так оно и есть. Ощущал каждой клеткой своего тела.
— Но это не главное, — продолжила Никс, и её голос стал жёстче. — За троном. В самом сердце… там лежит одна-единственная вещь. Потрёпанная фотография. Ваша семейная фотография, Люциус.
Мое сердце предательски пропустило удар. Замерев, в моем разуме всплыл смутный, едва уловимый образ отца, который сменился шелковистыми волосами матери, и очаровательной, милой Генриеттой. В детстве я любил мечтать, как бы мы жили, если бы наши родители были живы, а наш фамильное поместье осталось на Земле. Я даже с помощью магии света создал фотографию, которую сожгла в ярости сестра, стоила ей увидеть ее, оставив на моей руке едва заметный ожог.
Воспоминание, которое я так отчаянно пытался забыть, вновь всплыло в моем разуме. Именно тогда у меня впервые появилось сомнение, любит ли меня сестра на самом деле? Именно тогда в моем сердце появилась Гидра. И все началось именно с фотографии, первого предмета, который я создал с помощью магии света. Эта рана, как оказалось, все еще продолжала гноить, пускай и на коже остался всего лишь едва заметный шрам.
— Вот он, твой страх, — кошка говорила безжалостно. — Ты не боишься боли или смерти Люциус. Ты боишься… остаться один. Совсем один во тьме, — с грустью закончила она.
В груди что-то сжалось. Гидрa, словно почувствовав мою слабость, издала победный рёв и ринулась в новую атаку. Сферы энергии и пламя обрушились на корабль с утроенной силой.
— Что… что мне делать? — с усилием произношу.
Голос сорвался на шепот, а сам я был едва живой, наконец, узнав чего я на самом деле боюсь. Не сестры, не только ее…
— Выбор за тобой, Бальтазар, — взгляд Никс стал невыносимо тяжёлым. — Готов ли ты лицом к лицу встретиться со своим страхом? Даже для того, чтобы взглянуть ему в глаза, от тебя потребуется все твое мужество.
В ответ я сжал штурвал так, что костяшки побелели. Сейчас или никогда, отчетливо понимаю. Мне требовалось перешагнуть через свои страхи, но это было отчаянно страшно и больно. Как светлый, я должен был выжечь тьму из своего сердца, вот только этой тьмой была моя любимая семья. Не только Генриетта, а весь род Бальтазар. Если я хотел пойти дальше, то мне нужно было перешагнуть через страх одиночества и отказаться от тьмы, даже, если эта тьма моя семья.
— Нет, — хрипло произношу. — Я не готов, — позволяю на своем лице появиться слабой усмешке. — Никогда не буду готов.
Я посмотрел на бьющуюся в истерике Гидру, на своё отражение в золотистом щитке, а потом перевел взгляд на Никс. Будь я темным, мне было бы НАМНОГО проще, но я был светлым, а потому мне пришлось сделать выбор, даже, если он меня убьет по итогу.
— Я приму это, — с улыбкой на лице решительно произношу. — Всё. И свою любовь, и свой страх. Но я не позволю им управлять собой. Никому не позволю…
С этими словами я развернул «Летучий Голландец» и направил его не от монстра, а прямо на него. Навстречу своему страху. Первой среагировала самая правая голова, выплюнув нам на встречу сферу фиолетовой энергии. Она летела по дуге, чтобы отрезать мне путь. Я резко бросил штурвал вправо, корабль кренился так, что доски под ногами заскрипели, а несколько гоблинов с визгом полетели за борт, лишь канаты не позволили улететь им в Бездну.
Сфера просвистела в сантиметрах от мачты, оставив после себя полосу мерцающего вакуума.
— Огонь! — проревел я, выравнивая судно.
Залп картечи ударил по ближайшей голове. Это не нанесло видимого урона, но задержало её на мгновение. Ядовитая жёлчь брызнула мимо корабля.