В «Маяке» Джонатана любили, поэтому составление некролога доверили одному из лучших авторов и разместили во всех изданиях — в нижней части первой полосы. Большинство смертей от несчастного случая не заслуживают «пи-ай» — так в отделе новостей называют первую полосу, но статьи Джонатана всегда публиковались в этом разделе, поэтому и сообщение о его смерти оказалось там же.
— Сила привычки в чистом виде, — прокомментировал Фини.
Тесс знала, что это одна из неофициальных льгот, полагающихся сотрудникам газеты: к твоей смерти отнесутся со всей серьезностью.
Разумеется, в «Маяке» отнеслись к гибели Джонатана достаточно серьезно, чтобы не выходить за рамки полицейского заключения. Никто не просил Тесс рассказать о трагедии с позиции очевидца. А жаль, она бы рассказала, что Джонатан спас ее, что оживило бы статью, такую же мертвую, как и ее герой. По мнению Тесс, некролог вышел слишком уж цветистым, слишком напыщенным. Так в «Нью-Йорк таймс» могли написать о каком-нибудь неизвестном или изобретателе, об открытиях которого никто никогда не слышал. Но в интервью обязательно всплыл бы неприятный вопрос о том, как Джонатан оказался у нее в шесть часов утра. Тесс никогда не задумывалась над тем, насколько неприличным может быть время дня, но теперь поняла, что есть длительный промежуток времени — от полуночи до девяти утра, — который трудно назвать пристойным.
— Никогда не думала, что стану Меган Маршак, когда вырасту, — прошептала она на ухо Уитни. Подруга улыбнулась. Она была одной из тех немногих, кому не надо было объяснять, что речь идет о женщине, которая была с Нельсоном Рокфеллером в момент его скоропостижной кончины.
Но даже без героических дифирамбов некролог Джонатану понравился бы. Хороший слог, серьезное, сдержанное повествование, пара забавных случаев из жизни. Главное, не случилось того, чего он больше всего боялся. Когда Джонатан делал первые шаги на журналистском поприще, еще до того, как пришел в «Звезду», он целый год работал в средней руки издании в Пеории, штат Иллинойс. Каждый день — всего их было 467, однажды сказал он ей, — Джонатан писал о проблемах рабочего класса на заводе «Катерпиллар» и пытался вырваться оттуда. Он боялся навсегда остаться в этом городе, что он окажется на борту самолета, который рухнет рядом с Чикаго, — единственный местный ангел среди пассажиров. Увидев в газете заголовок «Житель Пеории погиб в авиакатастрофе», он решил, что должен покинуть этот город до того, как превратится в Жителя Пеории.
И он сделал это, он спасся. В его некрологе ни слова не было об этих робких первых шагах — только отчет о его деятельности в Балтиморе, наградах и всеобщей уверенности в его блестящем будущем. После смерти он не стал ни Жителем Пеории, ни Горожанином, ни Местным Жителем — ему не достался ни один из ярлыков, которые с легкой руки раздают репортеры. Для потомков он останется «Репортером из „Маяка“, лауреатом, погибшим в возрасте двадцати шести лет». Тесс никогда не думала о том, что он моложе нее.
Уитни сидела справа, Фини слева — гои, шпионы в храме божьем. Большинство посетителей никогда раньше не были на иудейских богослужениях, но именно Уитни, истинная шикса, так и сочилась скептицизмом. Ее появление было расценено родственниками Джонатана как кощунство. Зная некоторые подробности, которые не пошли в прессу, они, судя по всему, приняли ее за таинственную незнакомку, с которой Джонатан провел последнее утро. Строгая и величественная, Уитни не обращала на это внимания. В какой-то момент она дала Тесс платок, благоухающий «Шалимаром». Тот факт, что кто-то из ее знакомых пользуется надушенными платочками, так поразил Тесс, что она моментально успокоилась.
Израненная, заторможенная и ощущающая свое еврейство сильнее, чем когда либо, Тесс поняла, насколько мудро хоронить покойников как можно скорее. В детстве ей казалось, что этот обычай продиктован чисто практическим страхом перед микробами, равно как и запрет на потребление свинины и моллюсков. На опыте семьи своей матери она поняла, что быть евреем значит вести бесконечную войну с микробами и бактериями. Она порадовалась, что еще не совсем пришла в себя. Все казалось каким-то сюрреалистичным. Джонатана похоронят задолго до того, как она поймет, что его больше нет.