Бананов тяжело дышит и скрипит креслом.
— И вот силы добра начинают теснить злую силу! — шипит Мухов.
В музыке ширится и крепнет мажорная струя. Литавры поднимают дух. Труба зовет на подвиг. Бананов ощущает необычный прилив сил и мужества, расправляет плечи и пугает Мухова огнем в глазах.
«Сейчас же иду к этому наглецу домой! — решает Бананов. — Если не отдаст деньги, заберу что-нибудь из вещей! В конце концов, нельзя мириться со злом! Справедливость должна восторжествовать!!».
Бананов резко встает и решительно направляется к выходу.
«ПУСТЬ ГОРИТ ЗЕМЛЯ…»
За деревянным щитом с заклинанием «Пусть горит земля под ногами пьяниц и прогульщиков!» кто-то тяжело ворочался и вздыхал. Маляр Чайханов, рано явившийся на работу, заглянул за щит и увидел молодого коллегу Спичкина. Молодой коллега бережно держался за голову и был зелен лицом.
— Башка трещит, — слабым голосом объяснил Спичкин и прикрыл мутные глаза.
Чайханов на цыпочках отошел от щита, дождался бригадира и растолковал:
— Там Васютка Спичкин с больной головой. Страдает. Не рассчитал, видать, вчера, перехватил бедолага!
— Понедельник он и есть понедельник, — философски заметил кто-то из маляров. — Тяжелый день, козе понятно.
— А у нас работа срочная, — поскреб в затылке бригадир. — Вот незадача…
— Сдэлаэм, Филиппыч! — успокоил бригадира маляр Казбеков. — И за кунака Васютка сдэлаэм! Пусть кунак отдохнет.
Бригада сочувственно загомонила:
— Молод еще, вот и не рассчитал.
— Или закус плохой был…
— С кем не бывает…
— Надо парню отдохнуть, козе понятно.
На шум явился помятый Спичкин с малярным валиком в руках и обвел всех туманным взглядом.
— Что работать будем? — спросил он хмуро.
Бригада опять дружно зашумела:
— Зачем, кунак, пришел?
— Отдыхай, Василий, выздоравливай…
— Один за всех, все за одного!
Чайханов с Казбековым подхватили под руки вяло сопротивляющегося Спичкина и отвели за щит.
— Зеленый, как огурец, а туда же, работать, — беззлобно пожурил Васютку Чайханов. — Отдыхай, без тебя управимся. Что мы — звери? Что мы — не понимаем?
Чайханов и Казбеков сообща поймали муху, кружившую над Спичкиным и тихонько ушли.
…В половине пятого, кончив работу, бригада пошла будить Спичкина.
— Ишь, порозовел, непутевый, — отметил бригадир. — А то лица не было. Эх, молодежь, молодежь…
— Хорошо спит, будить жалко, — пожалел работающий пенсионер Кошкин, но разбудил Спичкина, потому что пора было идти домой.
— Сколько же ты, горе наше, вчера тяпнул? — полюбопытствовал Чайханов, когда Спичкин окончательно пришел в себя.
— Я не тяпал, — сказал Спичкин, потягиваясь. — Вчера под дождь попал, видать, потому башка и разболелась.
Все замолчали.
— У меня, между прочим, радикулит с утра разыгрался, а я ничего, работал, — глядя в окно, сказал работающий пенсионер Кошкин.
— А ведь пожилой человек, — скорбно покачал головой бригадир. — И работал.
— Головка, значит, у нас заболела, — с обидой шмыгнул носом Чайханов. — Заболела, значит, у нас головка…
— Кунаки вкалывали, как шакалы, а он спал!
— Сачканул Васютка, козе понятно…
— Вот влеплю прогул, будешь знать, как товарищей обманывать! — пригрозил бригадир. — Молодой, а туда же!
И он с сердцем пнул ни в чем не повинный щит с заклинанием.
ВЕРНОЕ СРЕДСТВО
На меня это озарение нашло, когда я в очереди за яблоками стоял. Впереди какой-то дядя в белых тапочках начал канючить, чтоб ему яблоки получше выбрали.
— Теще в больницу понесу, — хнычет. — Ногу теща вывихнула.
А продавщица ему:
— Всем вам получше! У всех у вас теща ногу вывихнула! Что же мне теперь из-за ваших капризов все ящики наизнанку повыворачивать?! — И нарочно ему в авоську самую дрянь грузит.
Вот тут-то мне в голову и стукнуло.
Подошла моя очередь, я и говорю так по-хорошему:
— Ну-ка, тетя, взвесь мне гнилья два кило. За версту чтоб в нос шибало. Чтобы все соседи разбежались! Уж ты, тетя, постарайся…
Продавщица как взовьется:
— Это где ж ты гнилье-то увидал, ехидная твоя душа! Ишь остряк выискался! Эти, что ль, гнилье?! Эти тебе гниль?! — И самые отборные яблочки из ящиков выковыривает. Взвесила два килограмма — одно к одному. Даже пожалел, что не моя теща в больнице с вывихнутой ногой лежит.