— Именно так я и думала, — сказала Бонни. — Ты вербальный калека. Тебе твои непристойности нужны вместо костылей. Непристойная брань — костыли для увечного ума.
— Дерьмо, — сказал Хейдьюк.
— Точно.
— К черту.
— Видишь?
— Ну, ну, — вмешался Док. — Спокойно, мир. У нас работа, и мы должны ее сделать, а утро уходит. — Он подозвал официантку, достал кошелек и убрал оттуда кредитную карточку.
— Наличные, — пробормотал Хейдьюк. — Только наличные.
— Верно, — заметил Док.
Им пришлось прокладывать себе путь сквозь толпы старательно работающих туристов и так же старательно бездельничающих индейцев к большой черной машине с номерными знаками штата Калифорния. Калифорния? Рано утром Хейдьюк с Бонни уже «одолжили» номерные знаки с туристских автомобилей из трех различных штатов и приладили их (временно) к своим машинам, полагая, естественно, что потеря будет замечена только через сотню-другую миль.
С Бонни за рулем они проехали вверх до перевала Черной горы. Выйдя их машины и вооружившись биноклями, они внимательно рассмотрели генплан системы добычи и транспортировки угля с удобной точки обзора у края дороги.
К востоку от них, за холмистой поверхностью гребня Черной горы, раскинулись непрерывно растущие угольные карьеры угледобывающей компании Пибоди. Они уже уничтожили четыре тысячи акров прекрасных пастбищ для овец и крупного рогатого скота; еще четыре тысячи взяты в аренду компанией «Народ Навахо» — официального представителя Управления по делам индейцев под юрисдикцией правительства США. Уголь добывался открытым способом с помощью гигантских электрических экскаваторов и драглайнов, самые мощные из которых имели ковш объемом 3600 кубических футов. Уголь доставлялся на обработку грузовиками к фабрике, находившейся неподалеку. Там его сортировали, мыли и складировали. Часть отправляли по специальному трубопроводу на тепловую электростанцию Лейк Мохейв в Неваде, остальное транспортировалось ленточным конвейером далее к складам башенного типа на конечной станции железной дороги, которая, в свою очередь, отправляла его еще дальше, за восемьдесят миль, к электростанции Навахо неподалеку от Пейджа.
Смита, Хейдьюка, Абцуг и Сарвиса более всего интересовал ленточный конвейер, который казался им самым слабым звеном всей этой системы. Он протянулся на девятнадцать миль — от карьера до железнодорожной станции. На большей части этой дистанции конвейер был легко уязвим — он тянулся над самой землею, полускрытый можжевельником и пиниями, никем не охраняемый. На краю откоса он опускался до уровня автострады, где затем поднимался снова — над дорогой и к верхушкам четырех складских башен — силосов. Конвейерная лента катилась по валкам, и весь механизм приводился в движении электроэнергией.
Они сели, чтобы понаблюдать в движении этот гигантский механизм, перемещающий каждый день 50 000 тонн угля через столовую гору, на равнину и вверх к силосным башням. Пятьдесят тысяч тонн. Каждый день. Тридцать — сорок — пятьдесят лет. И все для того только, чтобы насытить электростанцию в Пейдже.
— Я думаю, мы имеем дело с серьезными людьми, — сказал Док.
— Это же не люди — ответил Смит. — Это же просто механический зверь.
— Да, это ты верно заметил, — согласился Док. — Мы имеем дело не с человеческими существами. Мы восстали против мегамашины. Мегаломаниакальной мегамашины.
— Никаких усилий, никакого пота. Нам тут все подготовили и оснастили. Мы используем этот чертов конвейер, чтобы взорвать эти паршивые башни. Не может быть ничего милее. Гляньте — это так чертовски просто, что я прямо нервничаю. — Мы привезем наш товар сюда, поближе к конвейеру. Бросим его на ленту, подожжем запальный шнур, набросаем сверху немного угля, и пустим его через дорогу и в башню. Ба-а-бах!
— Как ты рассчитаешь время?
— Это математическая задача. Нам нужно будет определить скорость этой штуки, измерить расстояние от нас до башен, и вычислить, сколько нам нужно будет запального шнура. Просто.
— Допустим, что кто-нибудь в это время работает в этих башнях, тогда что?
— Это просто риск, который мы, черт его дери, должны будем взять на себя, — сказал Хейдьюк.
— Кто это — мы?
— Ладно, там никого не будет наверху в этих башнях, но мы все равно позвоним в компанию, дадим им, может, минут десять, чтобы все оттуда убрались. Это будет справедливо.