— Да вот же он, Джордж. — Смит поднялся и исчез.
Хейдьюк инициировал центральный патрон в первой связке, связал его, затолкнул на место и прикрепил всю связку с внутренней стороны первой двутавровой балки, оставив выводные концы снаружи, на бетоне. Проделав то же со второй и третьей балками, он подсоединил все выводные концы к основному проводу. Цепь была готова полностью, за исключением соединения со взрывной машинкой. Все грузы на месте. Смит вернулся с мешками. Они наполнили их и уплотнили ими заряды.
— Мы готовы стрелять, — говорит Хейдьюк.
К ним приближалась Бонни. Смит спросил, понизив голос: «Ты уверен, что хочешь позволить ей работать со взрывной машинкой?»
Хейдьюк помедлил с ответом, глянул сначала на Бонни, прежде чем обернуться к Смиту. Потные, дрожа от нервного изнеможения, они посмотрели друг на друга. Запах потных волосатых подмышек. Запах страха.
— Редкий, — говорит он, — зови это… демократия.
— Кто? — Смит нахмурился.
— Демократия. Знаешь… участие. Мы должны дать ей возможность принять участие.
— Смит не выглядит убежденным. Пот блестит, как смазка, на его небритой верхней губе.
— Н-ну, — говорит он, — я не знаю …
— Соучастие, — добавляет Хейдьюк. — Правильно? Мы не можем больше позволить себе иметь в нашем деле невиновных. Правильно?
— Смит внимательно изучает Хейдьюка.
— Ты не доверяешь никому, а, партнер?
— Не сразу. Не слишком скоро.
К ним подлетает Абцуг, шляпа висит на спине, солнечное сияние просвечивает сквозь ее пышные волосы цвета красного дерева.
— Ну, хватит, — быстро говорит она, — кончайте базар. Нам тут надо кое-какую работу сделать.
— Где твоя каска? — ворчит Хейдьюк.
— Эта? — она показывает ему свою шляпу.
— Каска!
— Тебе не следует срываться с поводка, Хейдьюк. Что ты, в конце концов, какой-то маниакальный параноик? Когда ты последний раз видел ее на мне?
— Где она?
— Я не знаю.
— Смит стал на колени у колеи, положив на рельс руку и приложив к нему ухо. Торжественная вибрация металла.
— Что-то точно приближается, Джордж. Вот прямо сейчас. Что-то большое.
Одинокое уханье совы. Они посмотрели вверх, на кромку обрыва, где вырисовывался силуэт доктора Сарвиса на фоне утреннего солнца. Обе его руки вытянуты высоко вверх, ладони трепещут, как безумные птицы. Бинокль болтается у него на шее, тревожно раскачиваясь.
— Поезд! — кричит он.
— Далеко? — кричит Хейдьюк.
Док поднимает бинокль, отлаживает фокус, изучает ситуацию на востоке. Затем опускает бинокль, снова оборачивается к ним.
— Около пяти миль, — кричит он.
— Хорошо, спускайтесь. Ты, — обращается Хейдьюк к Бонни, — надень это на свою треклятую башку. Отдает ей свою каску; она надевает ее на голову; каска садится по самые уши. — Возвращайся к взрывной машинке. Но не поднимай рукоятку, пока я не подам сигнал. И не выходи из укрытия, пока я не скажу.
Она глядит на него глазами, сверкающими от восторга и паники, тень циничной улыбки касается ее губ.
— Ну, — спрашивает он, — чего на мня уставилась? Давай, бегом!
— Ладно, ладно, ла-адно, не заводись. — Она уносится вдоль кромки обрыва.
Смит тем временем собирает инструменты и взваливает на плечо оставшиеся пол-ящика динамита. Ящик с капсюлями, плоскогубцы, куски и обрывки поводов, моток ленты, все еще лежат на бетонном уступе под мостом, напротив устоя, на котором набрызгала роскошной красной краской с угольно-черной отделкой: ХОКА ХЕЙ! ХОСКИННИНИ ЕДЕТ СНОВА!
Зловещая вибрация неумолимо приближается.
— Пошли.
Доктор Сарвис все еще наверху, смотрит на них.
— Поезд идет! — орет он.
— Спускайтесь, Док, — вопит Смит. — Будем стрелять.
Док, прихрамывая, спускается по откосу, делая гигантские шаги по песку, утренняя тень его, чуть не двадцать футов длиною, свободно ложится на дубы Гембела, низкорослые колючие дикие груши и другие растительные организмы. Корона слепящего света сияет за его головой, одетой в блестящую каску. Авария. Он падает лицом в песок, ноги и башмаки запутались из-за предательски возникшего — они слышат негромкое ругательство — невинного кустика. Он с трудом снова встает на ноги, идет дальше, вертикальный, полный чувства собственного достоинства, которое не может нарушить какая-то мелкая игра случая и гравитации.
— Fallugia paradoxa, — объясняет он, стряхивая песок с очков. — Мы готовы?