— Ага, ничего страшного! Ты знаешь, сколько охотниц за твоим Мишей?
Моим. Как быстро он стал моим? За эту неделю, что я бегала к нему на свидания? Нет, я не спорю, вспомнить старые деньки, когда мы все вместе и на чемпионаты ездили и просто спортивные будни, было интересно, но как же я устала слушать о том, как он замечательный! От него самого. От Кристины. От матери. Спасибо, что хоть Мира молчит.
— Мам, никуда он не денется! Давай я пару дней помурыжу его, как раз к учебе подготовлюсь.
— За твою учебу плачу я, значит, мне решать.
— Да как я сессию-то сдам?
— А день тебе на что? Ты все равно ни черта не делаешь!
— Да как же, я же с Мирой по врачам!
— Все, не спорь! Времени у тебя было предостаточно, собирайся. Я слышала, как он тебе звонил.
— Ты еще и подслушиваешь?
— Пока ты живешь в моем доме и ешь мой хлеб, буду подслушивать, сколько хочу.
Я в очередной раз подчиняюсь. Через силу и стиснутые зубы, но все-таки иду приводить себя в порядок, бросив Мише сообщение, что, все же, смогу с ним встретиться. Никаких смайликов. Может, он как-то поймет, что я в не лучшем настроении?
Но Миша никого, кроме себя, не видит, и тут же радостно соглашается, посылая мне миллион сердечек.
Я кривлюсь, быстро наношу неброский макияж, надеваю короткое платье, но зачем-то запихиваю учебник по английскому и рабочую тетрадь в свой рюкзак.
— Ты надолго? — Мира на грани слез, а я ее обнимаю. Ну, что за плаксивая девчонка. — Мне так стыдно, что я сегодня потратила твое время.
— Ты глупости-то не говори! Мы зато как здорово с тобой прокатились. Врач нам много хорошего сказал.
— Но ходить я, все равно, пока не смогу.
— Не надо отчаиваться! Я же еще на курсы онлайн записалась по массажу. Так что буду сама тебе делать.
— А деньги?
— Мама даст. Да и вообще, я, может, скоро замуж за Мишу выйду, и тогда в деньгах мы не будем нуждаться.
— Думаешь, выйдешь?
— Ну, мама уверена, а мне стоит немного… — ладно, это не для детских ушей. — Короче. Перестань реветь! Это, все равно, никогда никому не помогало.
— А если ты выйдешь замуж, ты уедешь?
— Я возьму тебя с собой, малыш. Не переживай, — обнимаю ее крепко-крепко, а она меня в ответ. Ухожу, махнув рукой. Надеваю свои тонкие босоножки и пальто. Прощаюсь с матерью, что сощуренным взглядом осматривает мой внешний вид.
— Дай ему себя поцеловать.
— Ну, мам! — ладно, у него всю эту неделю лицо было распухшим, но скоро меня это не спасет.
— Что, мам? Я же знаю, что ты недотрогу из себя строишь. Надо все-таки показать мужику, что он может от тебя получить не только красивую мордашку. Все, иди.
Я лишь мельком замечаю, что она и сама накрасилась. Кого интересно ждет? Или сама куда-то собирается?
Выхожу в подъезд и невольно улыбаюсь. За эту неделю он преобразился. Сосед взялся за ремонт с большим энтузиазмом, хотя сам тут не появляется. Я только хочу нажать кнопку уже работающего лифта, когда мне приходит смс. Открываю и улыбка становится шире.
Миша сегодня не может со мной встретится. Очень извиняется и обещает подарить подарок, а я прыгаю, как маленькая. Он не может! Вот же лучший подарок.
Бросаю взгляд на свою дверь и спокойно вхожу в лифт, но выхожу на этаже выше. А там сразу на крышу, где есть ниша, в которой можно спокойно позаниматься. И никто не помешает. Только вот английский этот. Непонятно, зачем он вообще нужен в институте сервиса. Я же никуда из России уезжать не собираюсь!
Втягиваю ароматы осеннего Питера, когда вдруг чувствую среди них табачный, с запахом ментола. Почему-то по телу проходит горячая волна, а буквы на странице расплываются.
Я знаю этот запах. Даже смешанный с питерскими он вызывает внутри что-то очень яркое и волнующее. Живот тут же крутит от неясного страха, а голова поднимается с большим трудом.
Матвей стоит, оперевшись на парапет крыши. Вот только разглядывает не красоты питерские, а меня. Мне казалось, за неделю его образ стерся из головы, но я ошиблась. Вон он здесь, псих, толкнувший меня в объятия другого. Мне бы уйти, даже не смотреть на него, но я продолжаю сидеть, стиснув колени, и вглядываться в маленькие изменения, которые могли произойти с ним за неделю. Он побрился. И куртка у него сегодня не кожаная, а пуховик. Мерзнет, что ли? Хотя джинсы те же. А вот лицо. На нем появилось пару синяков. При сумерках их почти не видно.
— Привет, пигалица.
— Добрый день, — молчание с ним казалось фатальным, и я начала болтать. — Вы сделали отличный ремонт. В подъезде стало очень светло, и лифт работает. А еще у нас перестали ночевать бомжи. В общем…
— Так говоришь, словно это для вас всех делалось, — он отталкивается от парапета и идет ко мне, а у меня внутри все сжимается. Тут только один ящик, и, собственно, жаться особо некуда.