Выбрать главу

— Тебе не следовало работать в похоронной конторе.

А Лео ответил:

— Чья бы корова мычала.

Джек Делани сам не заметил, как ему стукнуло сорок. Выглядел он намного моложе. Мать звала его своим солнечным мальчиком, своим красавцем.

Она старалась не вспоминать, что ее солнечный мальчик провел три года в «Анголе» — исправительном лагере штата Луизиана, работал на хлопковых полях и расчищал заросли. Джек уверял, что если им удавалось вырубить весь кустарник, им завозили новый из Миссисипи. На ночном столике мать хранила несколько фотографий Джека, в том числе вырезки из газет, где он позировал в рекламе дома моды «Мезон Бланш». Рядом стояла одна-единственная фотография Риджины — на выпускном балу, когда та закончила колледж доминиканских монахинь. Девушкам нравились взъерошенные волосы Джека, его мальчишеская фигура, легкая улыбочка. Услыхав, что он работал моделью, рекламировал спортивную одежду, девушки верещали: «Вот это да!», а если он так, между прочим, вставлял, что побывал в тюряге, они вздыхали: «Ах, боже мой», и морщили носики от любопытства, пытаясь угадать, что этот пройдоха мог сделать такого, за что угодил в тюрьму. На это Джек отвечал: если все рассказывать — выйдет чересчур длинно, а попросту говоря, он был вором, специалистом по драгоценностям. Девушки жадно слушали, и он подбрасывал им две-три истории пострашнее, поинтереснее. Он-то знал, что некоторые девушки прямо-таки сдвинулись на парнях, отсидевших свой срок, — при условии, конечно, что и наружность у них ничего.

Пока Джек парился в лагере общего режима, Лео здорово помогал ему. Это Лео поговорил с нужными людьми, объяснил, что зять его — парень еще незрелый, вроде подростка. Считает себя красавчиком, думает, будто каждая девушка западает на него. Лео сказал им, что Джек — парень умный, но мать не сумела как следует держать его в руках, а отец, работавший в Гондурасе на «Юнайтед фрут», умер там, когда Джек перешел в девятый класс иезуитского колледжа. Джек всегда был заводным парнем, малость неуправляемым, вечно что-нибудь выдумывал: наловит, скажем, змей, да и напустит в клубный бассейн — конечно, не ядовитых, а так, попугать. Лео обещал предоставить Джеку Делани работу, которая заставит его ежедневно соприкасаться с реалиями человеческой жизни и поможет ему исправиться. Так и получилось, что Джек отсидел в государственном исправительном заведении тридцать пять месяцев, то есть без месяца три года из положенных ему по статье от пяти до двадцати пяти лет.

Работа в конторе «Муллен и сыновья» входила в условия досрочного освобождения. Возиться с трупами Джеку нравилось ничуть не больше, чем собирать хлопок в «Анголе», и тем не менее он уже третий год жил на втором этаже погребальной конторы, в комнате по соседству с бальзамировочной, водил катафалк, свозил в контору трупы из больниц и моргов, открывал дверь посетителям, украшал флажками машины для пышной процессии.

Когда Лео нанимал его, Джек спросил:

— А стоит ли?

Лео ответил:

— Я знаю одно: по крайней мере, выпивать мы теперь будем вместе.

Теперь Лео сказал:

— Выходит, прошло шесть или семь лет, с тех пор как ты последний раз был в Карвиле, когда работал на братьев Ривесов?

— Пожалуй, больше, — ответил Джек.

— Насчет проказы — в смысле, болезни Хансена — точно не известно, откуда она берется. Я читал, можно подцепить ее от броненосца. Так что не трогай их голыми руками.

Джек промолчал.

— Больнице уже без малого сто лет, и за все это время ни одна монахиня там не заболела. И в «Чарити» тоже никто никогда не заражался. Ты знаком с сестрой Терезой Викторией?

Джек снова промолчал. Он не мог выдавить из себя ни слова: глянув наконец на лицо человека, лежавшего на столе, он разглядел под ранами и ссадинами знакомые черты, он узнал этого парня даже без черной кудрявой челки, прежде лихо падавшей ему на лоб.

— Это же Бадди Джаннет, верно? — с трудом выдавил он из себя. Он был удивлен, но как-то тихо удивлен, скорее, подавлен этим открытием. — Господи Иисусе, это же Бадди Джаннет!

Лео потянулся к свидетельству о смерти, лежащему на стойке возле машины для бальзамирования.

— Дени Александр Джаннет, — прочел он, — родился в Орлеане, двадцать третьего апреля тысяча девятьсот тридцать седьмого года.