- Да, я ему хочу пару раз хорошенько врезать - торчу из-за него здесь всю ночь! Но бей его, не бей - все без толку. Ничего из него все равно не вытянешь!
- Засунуть бы ему дубинку в жопу.
- Да ну его к едреной матери! Поздно уже. Возиться с ним - только форму испачкаем.
Гэса ударили в бок ботинком. Потом в голову ему бросили стул, который с хрустом сломался.
- Видишь? Ничего из него не выжмешь. Знаю я таких тупоголовых! В голове мозгов у них нет - сплошная кость. Чем больше бьешь - тем меньше толку.
- А может быть, ему в жопу соли напихать? Все вычистит из него.
- Послушай, Гриздик, что тебя так к жопе тянет? Интересно. А ты не этот, а?
- Я просто хотел выполнить то, что мне поручили.
- Знаешь, лучше всего было бы выкинуть его во двор и пристрелить. А потом сказать, что он пытался бежать.
- А который час? - неожиданно спросил Гэс.
- Пятнадцать минут седьмого, - ответил скрипучий голос гомосексуалиста, прежде чем полицейские сообразили, что отвечать было не нужно.
- Все, ребята, - сказал Гэс, - мы все равно выиграли. А вы проиграли!
- Выиграл? - Кто-то противно рассмеялся. - Мистер, тебе сидеть и сидеть в тюряге. Очень долго сидеть. И это ты называешь выигрышем?
Гэс попытался догадаться, кто это сказал: один из местных полицейских? Может, сам Дарби? Один из федеральных агентов?
Этот же голос продолжал:
- Мы все устроим так, как нам нужно. - А может быть, это сам вонючка Зирп? - Ты отправишься в тюрьму Левенворт. Пожизненно. Вот так, мистер Чарльз Белински.
- Белински? - пробормотал Гэс. - Это не тот, что... убивал маленьких девочек?
- Теперь - ты. Белински.
Гэс терял сознание. С одной стороны, он испытывал облегчение от осознания того, что он сделал свое дело, продержался; с другой стороны, его мучила боль во всем теле, терзал ужас - неужели он действительно проведет всю оставшуюся жизнь в тюрьме? Все это навалилось на него и понесло в черноту.
- Я не Белински, - успел он прошептать. - Я - Гэс Гилпин.
- Теперь ты уже не Гилпин, - сказал голос совсем рядом, и Гэс ощутил тлетворный запах. - Теперь ты Чарльз Белински, насильник и убийца маленьких детей. Твой тюремный номер 907862. И с этим номером ты и подохнешь!
Глава восьмая
Тьма, непроницаемая, мягкая тьма, без лучика света.
Он провел пальцами по стене - грубый, мокрый камень, старая известка.
Он прислушался - ни звука. Абсолютная тишина. Даже мышей не слышно. Нигде не каплет влага. Абсолютно ничего. Словно он оглох и ослеп.
В одном углу он нашарил пустую консервную банку, на одной стене нечто вроде люка, в который можно было бы пролезть разве что ползком. Другого способа попасть в камеру не было, так что его, наверное, сюда затащили волоком. Теперь весь мир сжался для него до размеров этой гробницы. Но он жив, и раз кто-то притащил его сюда, значит, есть надежда, что принесут еду.
Неожиданно раздался звук, который показался ему невероятно громким словно совсем рядом прогремел гром. Шаги. Пока далекие, но они приближались и грохотали как барабаны. Шаги явно направлялись к его камере. Подошли совсем близко. Резиновые каблуки, кожаные подошвы. Сухой, надтреснутый голос проорал:
- Белински!
Кто это? Он не мог вспомнить, у него исчезла память о прошлом. Может быть, он и есть Белински? Он сделал глубокий вдох и стал напряженно вспоминать.
Но голос нетерпеливо прокричал снова:
- Белински! Ты там не сдох? Белински!
- Моя фамилия не Белински! - вдруг закричал человек в камере.
- Ладно, так и быть, дай ему его жратву, Коули, и пошли дальше. Сегодня он не знает, как его зовут, а завтра будет говорить, что президент Кэлвин Кулидж.
- Так точно, сэр, - сказал Коули.
Люк открылся; в него просунули жестяную миску с похлебкой; сверху был положен кусок хлеба. Люк с грохотом захлопнулся, и шаги двинулись дальше.
Ага, значит, он все-таки действительно жив. Даже если учитывать неисповедимость путей Господних, эта камера была бы слишком странным местом для ожидания небесного решения - отправляться ли ему в ад или в рай!
Он набросился на хлеб и похлебку, и хотя она была отвратительна, опустошил миску в мгновение ока. И только теперь понял, насколько голоден. Когда принесут еду в следующий раз? И что принесут?
Как оказалось, один раз в день приносили овсяную кашу и один раз похлебку или вареную фасоль. И больше ничего.
Людей, которые приносили ему еду, он не видел - слышал лишь их голоса, которые называли его только "Чарльз Белински". Он пытался убедить их, что его фамилия не Белински, и зовут его не Чарльз, но на это не обращали внимания, относясь к нему как к сумасшедшему.
Время для него отмерялось появлением овсяной каши и похлебки.
- Чарльз Белински!
- Это не я. Я кто-то другой. Что-то напутали! И поэтому посадили меня сюда! Ну, послушайте меня, послушайте! Я кто-то другой!
- Ладно, так и быть, дай ему его похлебку и пошли. Завтра заявит, что он Принц Уэльский.
Шли дни. У него росла борода, волосы, заживали раны, срасталась кость. Через некоторое время он уже мог ступать на левую ногу. Но какая-то липкая сырость постоянно обволакивала его и, казалось, она пробирается даже в мозг, который немеет от холода. Его била дрожь, он пытался делать физические упражнения, пытался сохранять стойкость духа. Но с течением времени его существование стало казаться ему мерзостным, гадким, отвратительным, невыносимым грехом против самого человеческого духа. Его разум уже был готов отказаться поддерживать такое существование, но в нем еще жила вера в то, что человек, в основе своей, существо доброе, созданное, чтобы принести в мир гармонию, покой и свободу.
В таких условиях ему становилось все труднее и труднее сохранять в себе убежденность в том, что рано или поздно, но человек становится человечным. Что он в состоянии создавать, а не только разрушать. Что он может создать для себя прекрасный мир, если только он захочет воспользоваться талантами, мужеством и разумом, которыми его наградил Господь.
Находясь в этой полной изоляции от мира и от людей, он чувствовал, как меняются его взгляды на многие вещи. Он пытался оценить то малое, что знал о мире, задавал себе вопросы, пытался найти на них ответы. Но чувствовал, что знаний ему катастрофически не хватает, что образования у него почти никакого нет, и это не позволяет ему логически осмыслить и понять, что же такое из себя представляет человек.