— Что ж так грустно? — начал было спрашивать Влад, но заметил, что Игорь Николаевич приложил палец к губам, и замолчал.
— Василий! — сказал хозяин. — А давай-ка я еще твое прочту, вот это, самое последнее стихотворение?
— Читайте, — махнул рукой сосед.
Константин Сергеевич поправил очки, которые сползли с переносицы на кончик носа, и начал декламировать:
Все немного помолчали. Влад удивленно спросил у Василия:
— Это — ваше?
— Ну а чье же еще? — ответил тот вопросом на вопрос.
— Уж больно пессимистично.
— А вы знаете, чему радоваться? — Сосед в улыбке обнажил кривые желтые зубы.
— Знаю, — ответил Влад.
— И чему же это, простите?
— Всему, всей жизни, всему, что видишь, всему, чем живешь.
— Ха! — усмехнулся Василий. — Птичкам, рыбкам, зеленому лесу да голубому небу? Все это мы уже прошли. А вы знаете, что судьба иногда так бьет по затылку, что уже становится не до рыбок? Жизнь — сообщающиеся сосуды. Не может быть все время хорошо, равно как и плохо, — все постепенно, как вода в них, друг в друга переходит, перетекает, вот вроде все хорошо у тебя, замечательно, ты доволен, счастлив, и весь мир — твой, а потом вдруг — бах! — и ничего у тебя уже нет, ты нищ, бос — в любом смысле, — глубоко несчастен, и все то, что раньше тебя занимало, радовало, доставляло удовольствие, — тебе уже по фигу…
— Тьфу ты, черт, замолчи, — рассердился Игорь Николаевич, — еще накаркаешь!
Василий как-то сжался, опустив голову, потом поднял глаза на отца Жанны и сказал:
— Не накаркаю. Владислав! — произнес он и неожиданно спросил: — А вы в Бога веруете?
— Не знаю, — честно признался Влад. — Мне кажется, что да.
— «Кажется»? — удивился тот.
— Правильно, «кажется». Я и вырос-то некрещеным до взрослых лет, соответственно, в детстве любовь к Богу и интерес к религии мне никто не прививал, и крестился я сам, будучи сложившимся человеком с уже определенным мировоззрением. Посему путь к Богу для меня был сложен, не пришел я к нему до конца, наверное, и сейчас. Когда исповедуюсь, стесняюсь страшно, всех обрядов церковных не знаю — как там в какой момент вести себя, когда перекреститься, когда поклониться. Но и молиться пробовал ежедневно, и пост Филиппов почти до конца вытерпел — но поесть люблю, отсутствие скоромной пищи переносил тяжело, посему на Рождество еды всяческой наготовил массу — к праздничному столу, скажем так. Ну, в Николо-Богоявленском соборе постоял с друзьями часа два, получил отпущение грехов и, не дожидаясь конца службы, — домой, есть и пить. А потом, спустя некоторое время, читаю в Законе Божьем: «У нас, православных христиан, праздник начинается не с утра, а с вечера», и далее следует пояснение, что тот, кто вместо того, чтобы ночь и последующий день провести в церкви, сразу начинает пить и гулять, тяжело грешит. Так и оказалось, что пост мною соблюден не был. А как я старался!
Последнее замечание в рассказе Влада заставило всех улыбнуться. Константин Сергеевич и Игорь Николаевич, видя, что гости вступили в диалог, с самого начала не вмешивались, уделив все свое внимание пиву.
— Вы — не совсем пропащий человек, — заметил Василий. — И в церковь, поди, ходите не только по праздникам?