Всего за десять лет третьеразрядный «Банко Амброзиано» раскинул сеть от Гонконга, где возник банк «Амбро-Азиа девелопмент» до «Банко Амброзиано де Америка дель Сюд» в Буэнос-Айресе. И если гонконгский филиал представлял собой первый форпост на азиатском континенте, то банк в столице Аргентины закреплял последующее широкое проникновение в Латинскую Америку. «Банко Амброзиано» имел отделения на Багамских островах, в Перу, Бразилии, сомосовской Никарагуа. Он сумел пустить корни и в цитадели империализма — в Соединенных Штатах Америки. В Вашингтоне Кальви создал «Банко Амброзиано сервис корпорейшн», а в Нью-Йорке — «Ультрафин интернэшнл».
Густая паутина, которую ткал миланский паук, опутала и европейские финансовые центры. «Банко Амброзиано холдинг» в Люксембурге был зарубежным первенцем Кальви. По иронии судьбы там же, в Великом герцогстве, он сделал и последние капиталовложения, создав «Амброзиано сервис». В период между появлением на свет этих финансовых отпрысков Кальви «наштамповал» филиалы в Женеве, Цюрихе, Париже, Лилле, Лугано. Оспенной сыпью отделения «Банко Амброзиано» усеяли Италию. В Милане Кальви основал «Ла чентрале финандиарио дженерале», «Интербанк» и еще шесть отделений под другими названиями. В Риме и Турине появились по два филиала, в Варезе и Виченце — по одному. В общей сложности амброзианский сюзерен заимел 37 вассалов, каждый из которых отнюдь не был слабосильным. В 1970 году, отмечает бесстрастная статистика, «Банко Амброзиано» имел вкладов на 500 миллиардов лир. В конце 1981 года на его счетах, включая филиалы, лежало 14 триллионов лир. Ни один частный банк Италии не шел с ним в сравнение.
Обретая финансовое могущество, Кальви укреплял свои позиции и в политической сфере. Сначала он приобрел большинство акций издательства «Риццоли», чтобы заполучить принадлежащую ему крупнейшую миланскую газету «Коррьере делла сера», а потом стал скупать печатные органы и в розницу и оптом. И чем больше Кальви покупал газет, тем громче пелась ему хвала. В наше время газеты в капиталистических странах не всегда приносят доход, но хитроумный делец — а Кальви в изощренности ума не откажешь — прекрасно понимал, что и молва стоит денег.
Как же достиг всего этого Кальви? Ведь алчных хищников, рвущих один у другого добычу, в мире капитала полным-полно. Респектабельные господа в элегантных костюмах и в безукоризненно белоснежных сорочках с неизменно вежливой улыбкой на устах безжалостно вонзают нож в спину соперника.
Трещат и рушатся банки, создававшиеся веками. А тут вдруг выскакивает никому не ведомый Роберто Кальви и, опираясь на скромный по мировым стандартам «Банко Амброзиано», раскидывает сеть на полмира.
— Банк был его единственной страстью, — уверяет один из оплаченных бардов. — Кальви не жалел сил, и в этом основа его преуспевания.
Его звали человеком с ледяными глазами. У него был холодный алгебраический ум и бесчувственное сердце, не способное на эмоции. Он не был предрасположен к дружбе. «Это был бухгалтер миллионов, бесстрастный, без улыбки на лице, — писала о Кальви римская газета «Темпо».— Он жаждал только власти».
Кальви не мог не отдавать себе отчета в том, что поле, на которое он вступил, на котором жаждал пожать лавры триумфатора, начинено минами. Свой автомобиль он оборудовал пуленепробиваемыми стеклами и бронированными дверцами. На коротком пути от банка до дома его неизменно сопровождала целая команда телохранителей. Знал, с кем дело имел.
— Роберто Кальви,— писал уже после смерти банкира западногерманский журнал «Шпигель» ‚ — не был щепетилен при выборе партнеров.
Ожеговский словарь русского языка определяет понятие «щепетильный» как строго, до мелочей последовательный и принципиальный по отношению к чему-нибудь человек. Пример, поясняющий определение, непосредственно касается нашего предмета — «щепетилен в денежных делах».
Это не про Кальви. Банкир и щепетильность — понятия несовместимые. Все равно что затхлое болото и цветущий сад. Миллион против одного, что щепетильных банкиров просто-напросто не бывает. Те, кто ворочает финансами, щепетильности не ведают. Вопрос только в степени пренебрежения этим качеством. У Кальви степень была высокая. Сказать максимальная — значило бы обелить других хищников, ибо при всех условиях Кальви — птица не самого высокого полета. Есть и повыше. Тот же его дружок и напарник Микеле Синдона, который в 1969 году заключил с Кальви тайный пакт о сотрудничестве. Свел их еще один банкир, который отличается от всех других тем, что носит сутану. Этот банкир — президент ватиканского Института религиозных дел, или ИОР, как именуют банк по первым буквам латинского названия, епископ из Чикаго Поль Казимир Марцинкус.