Тот день был один из редких исключений, когда Вова не был пьян. Да, алкогольные пары еще не выветрились, но теперь ему требовалось гораздо больше времени, чем одна ночь, чтобы полностью отойти от вечеринки. И тут она, как видение из прошлого. Не сразу, но он узнал и ее кавалера, что помогло осознать — это не сон и не галлюцинации. В его снах его девушка была одна, в ажурном белье, а порой и в свадебном платье. Сейчас же она была с мужиком и коляской. Но она ничуть не изменилась, вот совсем, насколько одежда позволяла увидеть ее силуэт. А то, как яростно она защищала сына, натолкнуло на интересные мысли. Видимо мозг так устал от беспробудного сна и безделья, что принялся за работу, как только на горизонте замаячила возможность подумать.
— Это мой ребенок и только мой. Даже не думай смотреть в его сторону. А тебе пора, тебя уже наверняка девицы заждались в кабинетах.
— Твой …,
Тогда слова девушки как будто дернули за невидимый рычаг, от чего мысль в голове еще не сформировалась, но как будто царапалась, не давая про себя забыть.
— Так, кто говоришь его отец? — винтики в голове заработали, порой прощелкивая что-то нужное, но Вова старался это уловить.
— У него нет отца, — слишком резко отказала в ответе Настя, слишком подозрительно это было.
— Настя, сколько ему? — робкая мысль «мог бы этот ребенок быть моим» зажигала в груди непонятную надежду.
— Не твоего ума дело, — и снова слишком резко ответила любимая, слишком грубой пыталась казаться, хотя Вова знает, какая она мягкая.
— Нет, мое. Скажи, когда ты родила? — вот оно, надо узнать цифры, а там и подсчитать можно, вдруг есть шанс.
— Иди ты к лешему.
— Настя, кто его отец? — он заставит ее сказать правду.
Вова видел панику в ее глазах, в ее удивительных глазах, которые так красиво смеются. Но почему она боится ответить? Если она его бросила и ушла к другому, чужой ребенок — последний гвоздь в их отношения. Но она не говорит, она не может сказать, или не хочет сказать. А его девочка всегда была плохой лгуньей.
— Отстань и не трогай меня!
— Настя, это что, мой ребенок?
Озвучить мысль было страшно, но пока она была в голове, это была лишь мысль. Ничего не значащая, летящая куда-то вдаль, возможно даже в будущее, но не дающая никакой основы. Но слова сказаны, как будто ключ вставили в закрытую дверь. И теперь вопрос был лишь в одном — откроет ли ключ эту дверь или все это — его несбывшиеся мечты, что родились под алкогольными парами и стенаниями разбитого сердца.
— Я не знаю, есть ли у тебя дети, но как я сказала, это — мой сын!
Вова тогда обошел девушку, понимая, что она не ответит, подошел к коляске и заглянул туда, рукой отстранив Диму. Он видел, как напряглась сама девушка, но то ли боялась, то ли не могла выйти из ступора и преградить ему дорогу. Ее кавалер тоже стоял спокойно, но вот он как раз мог дать отпор. Парень видел, что мужчина был напряжен и готов даже броситься в драку, если он сделает что-то не так, потому двигался максимально плавно, без резких движений. Он даже не стал слишком близко подходить, лишь бы он мог просто заглянуть в коляску, увидеть того, кого его Настена так яростно защищает.
Там он увидел сопящего малыша, и в груди что-то екнуло. Это может быть его ребенок, его продолжение. Отец столько твердил, что надо думать о наследниках, кому перейдет вся компания, но Вове всегда было все равно на эти глупые лекции. И вот лежит комочек, непонятно на кого похожий, но он может быть и есть тот самый наследник, про которого твердил отец. Он? Или не он? Вова никогда не понимал, как можно по замотанному кульку еще и спящему, сказать на кого он похож или чьей крови в нем больше. А вот реакция его не состоявшейся невесты была слишком уж говорящая.
— Настя, скажи прямо, это мой ребенок?
— Тебе-то какая разница, — она не смотрит ему в глаза, не хочет, прячется.
— Настя, прошу.
— Я сказала, что он мой и только мой, — огрызнулась девушка, но взгляд все так же опущен, еще и пальцы сцепила, его девочка слишком сильно чего-то боится, — Я не дам его тебе забрать.
«Потому что он мой, — пронеслось в голове у парня, — Вот чего ты боишься, моя сбежавшая невеста. Если ребенок не мой, то я не могу его забрать. Но раз ты боишься, значит шансы велики и это — мой сын. Мой и только мой, чтобы ты не говорила, моя Настена. И он мой, и ты — моя, вы оба можете принадлежать только мне. И вы будете моими.»