В то же время он чувствовал ответственность за происходящее – обрывки перехваченной информации, сведения, полученные от Хельги и остальных суммировались, складывались в определенную картину. И выходило так, что его новый друг со своей женщиной и все остальные рискуют сейчас своим физическим существованием именно вследствие его визита – по сути, случайного, в процессе перелистывания реальностей. И это осознание мешало мыслить как прежде.
Он… взрослел?
Коллективный разум криоматрицы диктовал решения однозначные – но он состоял из таких же индивидуальностей, что и сам Майк (странно, с какой легкостью он принял новое обозначение – еще одну привязку к этому странному… вирту? миру?). Он знал: если соединиться с каждым по отдельности, результат будет всерьез отличаться. Такая попытка грозила расщеплением, полным распадом личности – но ему необходима была помощь. Возможно, совет.
Он знал, что добиться этого будет трудно: для них, цифровых копий давно ушедшей расы, миры, которые удавалось посетить, были игрой. Виртом. Были понарошку. Спящие в криоматрице были зрителями, но не участниками, существовали в иной плоскости. И убедить их в том, что происходящее здесь и сейчас не менее реально, чем их иллюзорное бытие, донести до них саму концепцию этого самого «здесь и сейчас» было непросто. Донести до каждого по отдельности, а не просто сбросить в общий банк данных.
Он знал: созданный вирт теперь может существовать без него. И даже без усилий тех, кто сейчас помогал ему. Этот нестабильный и многомерный цифровой мирок уже стал данностью, обрел устойчивость. К несчастью, эти свойства передались и тому вирту, где на желтой равнине сходились две армии – вирту, теперь намертво пристыкованному к тому, что он впервые посетил. Майк не видел возможности разорвать эту связь. И ему нужна была помощь.
Он знал, что способен ее получить.
[1] Клоун, шут (кит.)
Глава 16
ГЛАВА 16
Комиссар Колин, Бантустан-18
Как и следовало ожидать, затишье сменилось бурей. Маленькой, неопасной в обычное время – и от того не менее противной, вполне могущей обернуться толчком, опрокидывающим все планы и построения. Толчком, от которого рухнет мир – сейчас комиссара не смущал даже идиотский пафос подобной фразы.
Служебный канал и панель голосвязи ожили одновременно – по приказу комиссара экстренные выпуски новостей также передавались на его узел связи. И они таки появились, эти экстренные выпуски, будь они неладны. И как водится, не радовали совсем.
Полыхнуло не в Бантустанах, как он ожидал, и Крысы не пошли на прорыв из своих санитарных зон – во всяком случае, пока. Полыхнул благополучный Невада-Сити, город белых воротничков – взрыв в офисном центре, точное количество жертв неизвестно. Полыхнули Новолен и Шанхай – соответственно, кафе и подземка. Ответственность за теракты никто брать не спешил – непохоже на действия левацких группировок из «чистеньких»! – но комиссар знал, чувствовал шкурой, всем многолетним опытом: будут и еще. Обязательно.
По каналам телеприсутствия кто-то из декоративных политиков – президент ли, кто-то еще – высунулся с «обращением к нации» и неубедительно врал, что оснований для паники нет. Речь ему явно писали не спичрайтеры корпораций. Затем в сетку вещания на всех волнах почти одновременно врезались оба заместителя комиссара из потомственных граждан и, повторяясь почти слово в слово, заявили, что каждый из них в отдельности берет на себя всю полноту власти и ответственности. Эти речи тоже явно писались на коленке – и отнюдь не профессионалами.
По отдельности все это ничего не значило: теракты в «чистых» кварталах были, по большому счету, рутиной, а с верными частями Департамента, включая измененных, не составило бы труда выбить «всю полноту власти и ответственности» из заместительских голов – вместе с мозгами. Но обычно теракты удавалось предотвращать, амбициозных мальчиков из потомственных вовремя брать за шкирку, а на политиков просто класть с прибором. Сейчас же, когда основные силы Департамента были задействованы на патрулирование Бантустанов и санитарных зон, все это грозило перерасти из маленькой проблемки в большую проблемищу. И за всем этим кабаком чувствовалась чья-то уверенная рука, чья-то весьма циничная воля. И сейчас комиссар, проглотив ругательства, пытался бесплодно гадать – кто? Кто? Кто?..