Браннер – от этого прямо за версту какой-то великой миссией тянет: весь из себя в обличье старого графа, наподобие того, в каком я его еще в первом самом вирте видел. Только теперь в заслуженном помятом панцире и со здоровенной железякой при поясе – кого кромсать-то собрался? Это ж вирт. Здесь все серьезно. Теперь серьезно.
Макфол – тот на полшага позади держится. И тоже как-то явно постарел, физиономия усталая, морщинами изрезана, сгорбился как-то. Но тем не менее – тоже при кольчуге: этакий верный оруженосец, хотя видно, что эта сбруя его даже в вирте тяготит. А вот оружия не видно – драться, стало быть, не будет. Да, это уж явно наказ моего Дракулы – мол, не суйся. И правильно, нечего за собой еще кого-то в эту мясорубку тянуть, хоть она и виртуальная. Кости отсюда точно не все унесем, а это значит – полный и окончательный кирдык физическому носителю, как Майк выражается. Вот убейте, не скажу, откуда я это знаю – просто знаю, и все тут. И что характерно, не страшно даже.
В общем, собственный облик только мы с Анной сохранили, да еще капеллан наш. Даже не видя его, чую – улыбается, а вот чему – непонятно. Вот я как-то ничего веселого не вижу… Хотя, в общем, тоже верно – кто сказал, что в ихний рай только с кислой рожей пускают? Так что и я по мере сил улыбочку давлю – благо, здесь, в вирте, это проще.
И еще кто-то есть. Незнакомый. Причем навроде Монгола – даже образ придумывать не стал: мол, понадобится – тут он сам собой и сформируется. И ведь сформируется, да такой, что я от зависти лопну, не сходя с места. Но если, значит, Монгол у нас туманность мужская, то это откровенно женская. У женщин в матрице свой почерк – и когда работают, и когда просто пользуются… Странно, конечно – будь среди нашей братии такая виртуозка, я бы о ней точно хотя бы краем уха слышал. Но вот чем меня сейчас не испугаешь, так это странностями.
Вот что есть – так это неловкость. Не привык я, когда на меня смотрят за работой, с толку меня это сбивает. А тут целая куча народу на нас, таких красивых, любуется: и те, кто там, в баре остался, и вся актерская команда Леви, что вместе с Майком сейчас вирт держит, и те, кто через них к этому вирту подключился. И еще – те, кто видит нас зрением самого Майка. Его народ. Его… цивилизация. И непривычно все это до мурашек по коже, чувствуешь себя, как нагишом на сцене, и хоть ты сколько себе тверди, что это условность…
Не о том думаешь, Хельги.
Спрашивается, а о чем же мне думать-то? Жил дураком, не смотрите, что начитанным, верил всей той лаже, что мне умные дяди-тети из прошлого и настоящего на уши навешивали – а вот сейчас приперло разобраться, а что из этого всего истинно, что ложно? Чего держаться стоит, что подальше послать? А вот каких-то критериев у меня и нету… И сейчас то же самое будет: как примутся они друг дружке и мне за компанию навешивать на те же уши, моральные всякие базисы подводить – и как тут разобраться? Не умею я. Разве что актерским чутьем – так ведь не за рюмкой чаю собрались, реально ведь что-то решать придется. Всем нам. Ну и мне, понятно, тоже.
Ну вот, уже и видно их – коренастый воин, весь черно-золотой, как диковинная рыбина, с кровавым штандартом за спиной, а рядом – тощий носач в кожанке, при круглых, почти как у Герша, очочках, взгляд ледяной до костей прошивает… Из Контроля Снов, сразу видно. Комиссар такой, а может, шутрмбанфюрер – читал я когда-то про них. А позади стеной – воинство, сталью щерится. Нестрашные. Големы…
Странно, а ведь сейчас я на секунду почувствовал этот вирт как свой. И не должен бы, а вот почувствовал – и как-то сдается, что совсем не к добру это. Ну да ладно, сейчас самое время все предчувствия задвинуть подальше – и слушать во все уши. И ладно бы просто слушать, ведь говорить тоже придется, а в этом, ребята, я никогда силен не был. Если бы это все картинкой, виртом представить можно было, тогда бы запросто, а вот словами…
Остановились. Молчим. Густая такая пауза, вязкая, словно грязь. Воин шевельнулся наконец, звякнуло железо, которым он обвешан с ног до головы:
- Ну что же. Я ждал – и вы пришли. Поговорим?
Интерлюдия. Бантустан-18 – санитарная зона
- Они встретились…
Комиссар поежился от неловкости – по морщинистым щекам Герша стекали слезы. Или то были капли дождя?.. Странно, но сейчас они, все пятеро, торчащие среди древних развалин паршивой осенней ночкой, чувствовали себя словно в некоем коконе. Там, вовне, был мир, он готовился умирать либо жить заново – и он был отдельно. А они были отдельно. Сами по себе. И от этого делалось неуютно, неспокойно делалось.