- Работать некому станет, - ехидно предположил Монгол.
- Подумай, брат, - тихо и серьезно выговорил воин, обращаясь к нему. – И ты, сестра. Все то, что мы строили со времен «Генома», рухнет, окажется лишним, никчемным. Да, мы в итоге построили кривой и скверный мир, но есть ли у нас другой?
- Ты хочешь, чтобы и у них не было? – так же тихо, но резко ответил Монгол. Я словно затылком почувствовал острую, злую и в то же время горькую усмешку азиатки:
- В твоем ненаглядном мире слишком много лишнего… биоматериала. Я даже не о моих Крысах – я о Бантустанах на задворках экономики, я о тех, кого принято считать вторым сортом, серв-гражданах…
- А я – о гражданах, - врезался в разговор Браннер. – «Белые воротнички», самая, в сущности, ненужная категория, планктон, пользуется максимумом благ, из которых главным является право жить в вымышленном мире, выбирая правительство, которое не правит, работать на износ, не производя ничего, кроме терабайт цифрового мусора – и упиваться собственной значимостью.
- А я – о таких, как мы, - неожиданно заговорила Анна. – О таких, кто это виртуальное будущее смутно нащупывал под наркотой, но разглядеть не мог. Кто всегда живет в раздвоенной реальности. В том будущем, которое случилось или не случилось…
- Ну как трогательно, - хмыкнул воин. – А сейчас вы, святой отец, скажите что-нибудь про утративших веру, а ты, братец, о творцах, лишенных свободы – вообще блеск будет. Впервые на подмостках – бунт комедиантов!
Капеллан наш только плечами пожал, а вот Монгол усмехнулся – как уж в той абстракции, что он из себя сотворил, усмешка угадывалась, не поймешь:
- Про бунт комедиантов ты хорошо сказал, брат. Понимаешь, я ведь кое-что предпринял. Разослал свои аватары нужным людям, и теперь-то по всем голосетям, виртам, телеприсутствию смотрят нас. Вот это шоу, что мы с тобой разыгрываем. Да как смотрят – оторваться не могут!
- Уверен? – усмешка воина стала презрительной.
- Ага. Это ты слишком в свои силенки поверил, неустрашимый такой Лао Ченг. Победитель всего и всех на свете. А ведь сам всегда говорил и нам доказывал: считать заранее, будто ты победил – глупость. Ты заблокировал свой вирт, но теперь-то он пришвартован к тому шедевру, что ученичок мой изваял. Так что подумай, брат мой, подумай. Все мы сейчас на виду.
Ченг, видимо, решил думать. А Шестиглазый, вдруг ко мне посунувшись, подмигнул вдруг и шепнул заговорщицки:
- Слушай, не помню, как тебя там… А в этих книжках твоих как, приятное и счастливое будущее часто попадалось? И часто ли дьявол не требовал своей платы?
Вирт-бар, Мю Змееносца
- Слушай, они там воюют или торгуются?
- И то, и другое, - усмешка у агентуриста вышла почти естественной. – Настоящая война – она всегда здесь, - он согнутым пальцем постучал себя по виску.
- Или здесь, - неожиданно жесткий пальчик Дюймовочки уткнулся ему в грудную клетку слева.
- Или здесь, - согласился шпион. – И оба наших «здесь» открыты для воздействий. Вот на них-то сейчас эти ребята, - он кивнул на экран, - и пытаются воздействовать. Ты из них кому-то веришь?
- Верить? – улыбка ее стала горькой, странно не вяжущейся с хорошеньким личиком. – А что это такое – верить? Меня не научили. Но если уж хочу верить… лучше любое будущее, чем продолжение настоящего. А ты?
- Не знаю. Никогда не рвался что-то там менять, но если оно вдруг возьмет да и изменится, меня-то уж вряд ли будут спрашивать, верно? Буду приспосабливаться, как всегда. Такой уж я.
- Как и все мы.
- Так уж и все?
- Не знаю. Я других не видела. А ты?
- Видел. Недавно, - сознался агентурист, припомнив скитания по голой каменистой равнине с Макфолом. – Таким людям не позавидуешь… А сейчас ты тоже приспосабливаешься?
- Конечно. То, что ты видишь – просто аватар. Скажи спасибо.
- Спасибо. Откуда ты?
- Тебе лучше не знать. Там такие, как ты, не выживают. Ты ведь из граждан?
- В общем, да. Ишачу на Департамент… Но если все действительно меняется – может, мы с тобой и пересечемся в реале?
- Ты меня просто не узнаешь.
- Узнаю. Язык тела в вирте не меняется, это я уже понял.
- А зачем? Только не говори мне, что влюбился с первого взгляда, - улыбка Дюймовочки словно замерзла до космического холода.
- Это я-то? Я чудовище с каменным сердцем, прущее напролом и тупое, как серв-робот. Спроси любого из моих подчиненных.
- Половина моего клана скажет обо мне то же самое.
- Видишь? Значит, есть, что обсудить, если новая жизнь наступит.
- Если нам в ней найдется место.
- Найдется, - уверенно кивнул агентурист. – Разве мы здесь не для этого?