Кажется, Браннер о чем-то говорил с этим пятым – где искать какого-то Хельги, что-то про Бантустан… Агентуриста это не интересовало – ему важно было удержаться в этом мирке, удержать его, несмотря на всю бредовость и несообразность, остановить мгновение даже ценой жизни. Но никого эта цена не интересовала, и после очередного наплыва темноты он снова обнаружил себя на диванчике в салоне челнока.
Шлем – уже выключенный, мертвый – давил на виски, и шпион чувствовал странную опустошенность. Утратил он что-то или приобрел – на этот вопрос предстояло еще ответить. На полу бессмысленно копошился видун – не то пытаясь встать, не то снова лечь. Браннер с заострившимся, как у покойника, носом, мокрый от пота, сражался с вирт-шлемом – руки явно его не слушались. Наконец он швырнул дорогую игрушку прямо на пол – гравитация, кажется, перестала шутки шутить:
- Черт меня… Макфол, да ведь это ребенок!
- Подросток, - поправил Макфол – только на нем, кажется, все эти пертурбации не сказались никак. Браннер чуть раздраженно пожал плечами, принимая поправку:
- Возможно. Ладно, по крайней мере, теперь мы можем заново откалибровать автопилот…
Агентурист был совсем не уверен, что хочет докладывать об этом комиссару.
Хельги, Бантустан-18
- Ты в говне, мальчик мой, - повторил любимый учитель, этак сонно на меня поглядывая из-под припухших век. – Ты в таком говне, что даже здесь, с нами, ты не в безопасности.
Знаете, я ведь и раньше нашу с ним встречу представлял, спорил с ним, придумывая за него ответы – но вот чего представить не мог, так это того, что она начнется с дурной констатации факта. Даже захотелось послать его во весь голос. Громко так послать – и на танхуа, и еще на паре-тройке языков. И послал бы, если б не вклинился Герш:
- Слушай, он таки сам знает за говно. Дай ему передохнуть.
- У нас нет времени, - это дылда-Маркус от дверей проскрежетал. – У Ченга здесь есть люди. И скоро будет… гость. Я его не сдержу.
- Слушайте, вы хотите, чтобы мальчик с девочкой сунулись в воду, не зная броду?
«Мальчик» - ну, блин, нашли мальчика! – на «девочку»-Анну оглянулся (та лишь плечами пожала – значит, непонятна ей вся эта чушь, как и мне), а потом решил, что и зубки пора показать:
- Слушайте, что за хрень?! Вся история с этим виртом – это что, ваша подстава с самого начала?
- И не наша, и не подстава. Но ты знаешь, - Монгол уставился на меня своими прозрачно-серыми глазами, - я не удивлен. Совсем. Ты знаешь, мне кажется ты изначально к этому шел.
- Т-твою… К чему – «этому»? Из Бантустана в Бантустан?
- Из прошлого в будущее, мальчик, - это уже Герш.
Вы – прошлое.
Верите-нет, но я аж челюсть отвесил – это Анна голос подала. Да не голос – словно колокол под черепушкой звучит, хотя и ясно, что вслух она ни словечка не произнесла. Я и не представлял, что она так может, особенно когда впервые увидел ужратую синтемеском до бровей девочку. А глянул на нее – так не только челюсть, еще и глаза чуть не выскочили: почудилось мне, что на ней не тряпье затасканное в камуфляжных разводах, а тот ярко-синий комбез, в котором она в моем вирте была – только еще и светится грозовым сполохом, и глаза ее вот-вот молнией полыхнут. На секунду показалось, не больше – но мне хватило…
А она продолжает себе:
Вы – прошлое. Вы не виноваты в той крови, что пролилась за все годы, но запачканы ей. Из вас делали нелюдей, но то, чем вы стали, вы сделали из себя сами. Вы – боль и память того, что было создано человеческими руками из человека. Вы хотите одного, но хотите от него разного…
Вот, вроде, бред – наподобие того, что она под синтемеском в челноке несла, я, как вы понимаете, ни фига не понял… А эти, видать, поняли: и Монгол глаза вылупил уже по-настоящему, и Маркус этот словно ростом ниже стал, только Герш крякнул одобрительно:
- Ай, девочка! Не упусти ее…
- Хельги, - это я его машинально поправил. Не люблю вспоминать мое прежнее имя – оно умерло, когда умер долговязый пацан из Бантустана с дешевым имплантом в черепушке, придурок, который думал, будто может сделать кого-то счастливей…
- Хельги так Хельги, - покладисто согласился Герш, очочки свои смешные на кривом носу поправил. – Только если мы тебе здесь что-то рассказать попробуем – ой, это ж неделя пройдет или две… А времени действительно нет.